Малфой шёл по знакомым коридорам, довольствуясь лунным светом из окон и не зажигая Люмос, хотя тот не сильно помогал, учитывая облачность неба. Драко толкнул дверь в больничное крыло, которая была сделана из матового стекла, и оставил на ней парочку своих отпечатков. Подсобка оказалась приоткрыта, но с этой стороны было не видно входящего, если не привстать и не выглянуть вправо. Скорее всего, сегодня на дежурство заступила Мариэлла, потому что вряд ли Помфри вот так беспечно спряталась бы за столом и дремала, свято веря, что никакого студента не занесёт сюда среди ночи, как и в предыдущие дни.
Безмолвно наложив на свою обувь заклинание тишины, Драко прошёл в конец коридора и на секунду замер, думая, какого чёрта он творит? Ему не спалось, и такое бывало часто, но обычно парень отправлялся на астрономическую башню — видимо, кровь Блэков бурлила, делая его неравнодушным к созвездиям. Но с созвездиями невозможно поиграть. А с Грейнджер — да.
Драко сжал зубы и закрыл глаза, прислонившись к дверной раме с замершей рукой у ручки. Какого. Чёрта. Это не была забота — он себя знал. Возможно, небольшой интерес. Чистое искреннее любопытство.
Это успокоило Драко достаточно, чтобы надавить на ручку. Запоздало слизеринец подумал, что на входе к ней могли стоять охранные заклинания, но дверь легко поддалась, секундно завибрировав магией, как всегда, и, видимо, опознав его, впустила внутрь.
Едва заметный тёплый жёлтый свет светильника на тумбе бросал блики на стены, и его вытянутая фигура в тени выглядела точь-в-точь как на иллюстрациях детских сказок. Если злодей пробирается куда-то, задумывая недоброе. Что же он задумал? Драко хмыкнул, смотря на этот свет. Вот было бы забавно, если бы вдруг выяснилось, что бесстрашная гриффиндорка боится темноты. Малфой аккуратно ступил вперёд, подходя к кровати.
Гермиона была укрыта объёмным одеялом, и ему пришлось обойти кровать, чтобы посмотреть на её лицо. Несколько дней, что они не виделись, так ярко читались на состоянии девушки во сне, что он медленно выдохнул, обводя взглядом тёмные круги у неё под глазами. Брови Грейнджер часто сводились у переносицы, будто она постоянно боролась с болью или кошмарами, даже когда её мозг этого не осознавал. Она подложила ладошки под щеку, и Драко увидел, что ночная рубашка прилипла к плечу Гермионы. Очевидно, её лихорадило, и дрожь, которая сотрясала тело девушки, только доказывала, насколько на ней сказалось его отсутствие.
Гермиона выдохнула и немного повернула голову во сне, подставляя правую часть лица под тусклый свет лампы. На щеке кожа была почти прозрачной, и красная точка под скулой кровоточила, обещая завтра покрыться розами. В комнате стоял стойкий запах антисептических мазей, которыми ей было велено протирать раны, и с каждым днём он становился только более концентрированным.
Драко протянул руку и коснулся щеки гриффиндорки, обводя указательным пальцем контуры назревающего цветка. На секунду парень остановился, прищурившись, потому что ему показалось, что недостаток сна всё же сумел затуманить его разум, но в следующий миг он понял, что это не был обман зрения. Та точка у скулы Гермионы разгладилась и перестала походить на рану, что вот-вот вскроется. Чёрт возьми.
Он вздохнул и убрал руку. Гермиона тут же сжалась, и её брови вернулись в это оцепенелое состояние спазма, будто два солдата, которые то и дело несли караул. Казалось, расслабься Грейнджер хоть немного даже во сне, боль поглотит девушку целиком.
Он вернул руку на её подбородок, чувствуя физическую потребность разгладить эту складку на лице Гермионы.
***
Гермиона вздрогнула и открыла глаза, чувствуя, что высохли губы. Обезвоживание — это побочный эффект от зелья Помфри, которое давно перестало помогать. Гермиона пила его скорее по привычке, чем в надежде. Ну, и, конечно же, чтобы успокоить душу целительницы, которая, казалось, просто не могла видеть больного пациента без возможности хоть чем-то ему помочь.
Гермиона сморгнула слёзы, что всегда выступали в эти короткие моменты сна ночью, когда её организм был настолько выбит из сил, что разрешал ей поспать без кашля и спазмов. Девушка попыталась приподняться, и почувствовала, как в ребро врезался шип из-за неудобной позы. Гермиона поморщилась и немного сместилась, не отрывая от него взгляда. Её губы были солёными, когда она облизала их, и рубашка на теле казалась сырой, но всё, что в этот момент её волновало, — галлюцинация. Об этом не шла речь ни в одной из тех книг, что девушка читала, и даже переводчица, которую привели на сегодняшний осмотр и которая изо всех сил пыталась держать Гермиону в курсе происходящего, не проронила об этом симптоме ни слова. Мерлин, что, если она действительно сходила с ума? Что, если это правда перестало быть фигурой речи?
— Д-Драко? — спросила Гермиона сиплым голосом, смотря, как в таком освещении глаза слизеринца напоминают помутневший жемчуг.