Amor deliria nervosa (СИ)

Она рассчитывала на то, что подсознание подбросит какую-то правдоподобную реплику в ответ? Что ж, тогда он должен сейчас оскорбить её. В такое Гермиона бы поверила. Но Драко только выдохнул и, схватив свою футболку за воротник сзади, стянул её и бросил на тумбу прямо рядом с ночником.

— Подвинься, — сказал он, снимая обувь.

Гермиона всё так же неподвижно лежала и наблюдала за его действиями. В голосе Малфоя был какой-то странный микс, который она не слышала ранее. Возможно, дело было в одном единственном ингредиенте — грусть. Он звучал грустно.

— Что?.. — Гермиона попыталась сглотнуть, но Малфой уже аккуратно отодвигал её дальше по матрасу, ложась рядом.

Грейнджер закрыла глаза, пытаясь понять, может ли она так реалистично спать. Но вряд ли её организм был способен воспроизвести это потрясающее чувство облегчения, которое всегда окутывало девушку с головы до ног в его присутствии. Она зачерпнула ртом воздух, вдыхая глубже, потому что обычно не могла себе позволить такой роскоши. Обычно при таком глубоком вдохе девушка сгибалась над полом, покрывая его бледно-розовыми лепестками.

Парень повернулся к ней торсом, и она провела по его плечу рукой, понимая, что если это сон, то он будет самым потрясающим из всех, что ей снились. Хотя сны с участием Драко всегда оставались особенными в её сознании, Гермиона не забывала ни один из них.

Её руки не слушались доводов рассудка, который снобистским тоном велел держаться, поэтому она сжала его предплечье, прислонившись лбом к груди. Малфой просунул вторую руку между ними и, приподняв пальцами подбородок девушки, спросил:

— Легче? — он звучал почти нежно, почти действительно участливо.

— Болит гораздо меньше, — попыталась улыбнуться Гермиона, но голос сорвался из-за долгой борьбы с неприятными ощущениями, что сделало её улыбку скорее натянутой, чем транслирующей облегчение.

— Сейчас будет ещё меньше, — уверенно сказал Драко и потянулся, приподнимая голову Грейнджер чуточку выше.

Его язык мокрым касанием прошелся по её губам, которые нуждались во влаге, делая поцелуй глубже. В прошлый раз Гермиона ещё могла хоть сколько-то противиться. Ей вспомнилось, что она умудрилась даже отскочить и оттолкнуть его. Сейчас это воспоминание вызвало лишь усмешку. Теперь Гермиона была так слаба, что отстранись он, она бы стала умолять. Серьёзно стала бы.

Драко приподнялся выше, не размыкая их губ, и засунул руку под одеяло, находя её талию. Несмотря на то, что он видел, Малфой совершенно не боялся сделать ей больно, проходясь пальцами по коже. Каждое из его касаний было сильнейшим антибиотиком в борьбе с инфекцией, и парень знал это, так что бродил по её изгибам смело, заставляя прижиматься ближе. И только когда она попыталась притянуть слизеринца за плечи к себе так, что у них не осталось бы воздуха вообще, Драко перекатился, прижимая девушку спиной к кровати.

Малфой выпрямился, и Гермионе захотелось попросить его не отстраняться, но он положил ладони на её предплечья, а затем скользнул дальше, не прерывая тактильного контакта. Парень дотянулся до воротника рубашки и легко справился с несколькими пуговицами ниже. Крохи её сознания взяли в руки краски и нарисовали в глазах Гермионы вопрос, и Малфой, видимо, был ещё тем чтецом душевных художеств, если распознал эти эмоции в свете лампы.

— Могу поспорить, тебе не слишком приятно лежать в промокшей одежде, — сказал слизеринец полушёпотом, но она всё ещё лежала, смотря на его действия так, будто до сих пор не верила, реален ли он. — Давай, Грейнджер, я не могу коснуться цветов, если не вижу их, — подтолкнул девушку Драко. — Тебе станет лучше.

Затем Малфой поцеловал её выпирающую коленку и выглядел при этом так невинно, что она поверила. По правде говоря, за ней давно водился этот грешок — верить ему, несмотря на то, что он ни в чём не старался убедить. Но она всё время, лет с тринадцати, верила, что Малфой на самом деле хороший. Лучше, чем говорили о нём мальчики. Лучше, чем он выглядел в глазах остальных. Она просто верила, что её сердце не могло ошибиться.

Он медленно стянул с неё рубашку, скомкав вещь на талии, и холодный воздух, шпионом проникший между каменных зазоров замка, покрыл голую кожу девушки мурашками. Малфой окинул взглядом грудь Гермионы, закусив нижнюю губу. Она чувствовала, как кончик его пальца очерчивает её ключицу, и закрыла глаза, чтобы сконцентрироваться на этом прикосновении. Гермиона переставала чувствовать цветы с каждым моментом всё больше. Как только Драко касался ранок, их будто обдавало лидокаином.

— Открой глаза, — попросил он.

Это действительно была просьба. Он сидел на коленях у её ног и, наклонившись, проводил рукой ниже, очерчивая грудь, рёбра, задевая лепестки прямо между ними.