Amor deliria nervosa (СИ)

— Мистер Малфой, ей нужна помощь! Вы её убьёте! Отойдите сейчас же! — кричала Макгонагалл, потому что врачи не имели никакой власти над учеником школы и не могли применить к нему магию или, тем более, договориться с ним на его языке.

Гермиона вздохнула, как будто подтверждала слова любимого профессора, хотя было совершенно очевидно, что вряд ли она их слышала. Девушка умирала. Чёрт возьми, она выглядела так, будто уже умерла. Драко не было тринадцать дней. Эти тринадцать дней могли стоить ей жизни.

— Мистер Малфой, — рука Минервы легла на его плечо, пытаясь оттянуть, но он яростно сбросил её ладонь.

— Нет, нет, нет, Грейнджер, — голос Драко дрожал, когда она открыла глаза.

Всё такие же карие, как он запомнил. Было такое чувство, будто только месяц назад Малфой вообще увидел их впервые. Всё такие же живые и отображающие эмоции. Самые кошмарные эмоции, но это доказывало, что она ещё здесь.

— Нет, Грейнджер, я тоже, слышишь? — он легко встряхнул девушку, когда её веки закрылись, а голова стала тяжелее, как будто последние остатки сил испарились из тела гриффиндорки. — Я тоже люблю, слышишь? Грейнджер!

Чьи-то сильные руки оттянули Драко, и он услышал свой крик. Магия одного из целителей удержала Гермиону от удара о кафель, когда кто-то стал удерживать его сзади. Они переговаривались о чём-то на… японском? Какой это был язык? Но даже знания языка не потребовалось, чтобы услышать панику, а Макгонагалл, которая прислонилась к стене, прикрывая ладонью сморщенный рот, была самой красноречивой картиной. Нет.

Искренние чувства. Это словосочетание поселилось в его голове, когда он велел матери прислать ему все экземпляры книг из библиотеки Мэнора около месяца назад, которые касались темы самых редких болезней. Искренние чувства — единственное спасение. Драко мог молоть языком сколько угодно, но если это было не правдой, это убило бы Гермиону в ту же секунду. Искренние, сука, чувства. Драко никогда не планировал произносить этих слов. По его мнению, он даже забыл, как это делается, будто язык стёр эту мышечную память, которая подсказывала строение для подобных звуков, но они вылетели из рта Малфоя без единого сомнения.

Внезапно он замер, перестав вырываться, потому что увидел, как замерли все врачи, из палочек которых вырывались всё новые и новые линии, показывающие магическое воздействие, и те растаяли в воздухе, перестав получать импульсы. Женщина со стянутыми в пучок блестящими чёрными волосами немного сместилась, и Драко увидел, как Гермиону окутывают… змеи? Еще полшага иностранной целительницы, и стало ясно, что это зелёные стебли движутся вокруг тела гриффиндорки, постепенно… растворяясь.

Хватка на его плечах ослабла, и он понял, что это был Снейп. Малфой скинул с себя чужие руки и двинулся к её койке.

— Грейнджер, — проговорил он таким сиплым голосом, будто рыдал многие часы подряд.

Это были изменения, коих он никогда не видел. По скорости они напоминали Оборотное зелье, действие которого по времени подходит к концу. Щеки Гермионы полнели, возвращая себе румянец, кисти перестали быть похожими на скелет, обтянутый кожей, каждый цветок, который, казалось, въелся в её мышцы навсегда, исчезал, отдавая сосудам кровь.

Драко коснулся лица Гермионы. Все стояли, совершенно ошарашенные. Ему хотелось закрыть её от всех и ещё раз использовать подобный трюк с выбрасыванием людей за двери, но, видно, он использовал все свои силы для разрушения чар на комнате. Или на то, чтобы произнести те три слова.

— Я люблю тебя, — повторил Драко еле слышно, взяв её ладонь в руку и надеясь, что это произойдёт быстрее.

Когда последний цветок растворился на ключице девушки, она открыла глаза, глубоко вдохнув. Гермиона ошибалась насчёт него. Он и эгоизм всегда шли рука об руку. И те слова… они просто не могли быть недостаточно искренними. Драко мог сколько угодно уговаривать себя в ценности человеческой жизни или пытаться перечислить себе её положительные стороны, как месяц назад пыталась сделать Макгонагалл, уговаривая его присмотреться к девушке. Даже вспоминать об этом было смешно. Но это всё не работало. Его никогда не заботили жизни других людей. По сути, ничьи, кроме своей. И то, что он сказал ей… не было шансов, чтобы признание оказалось лживым. Драко сделал это не потому, что он хотел сохранить ей жизнь. А потому, что он хотел оставить её себе.

***

Гермиона поморщилась от резкого света. Ей захотелось перевернуться на другой бок и уснуть. Спина затекла от долгого лежания в одной позе, и этот фонарик практически выжег её сетчатку своим раздражающим свечением, несмотря на то, что она ещё даже не открыла глаза.

— Давай, просыпайся, — услышала Гермиона успокаивающий голос Помфри, и спустя ещё три секунды мигающего белого света ей пришлось подчиниться.

Девушка недовольно простонала, открыв на миг веки и прикрыв рукой лицо.

— Отлично, она реагирует на свет, и все показатели в норме, — сказала целительница кому-то сбоку.