Она смотрела прямо перед собой, тупо и упрямо, и отчаяние, тяжёлое и мрачное, разлагало изнутри. Она хотела сказать им, что её выгнали из школы за нападение, может быть, что она накинулась с ножом на одноклассника и… м… представляла слишком большую опасность для беззащитных психически неполноценных детей. Но не могла. Она продолжала делать вид, что стоит за стеклом, односторонним стеклом: она может видеть мир, а он её – нет. Она злилась, но больше в ней крепло, приобретало всё более и более ощутимые формы и взрывалось не ярости: Ими раздирало чувство безнадёжности. Она точно знала, что обречена на покушения со стороны класса, и точно знала, что беззащитна перед ними, что не может ничего изменить, не может сказать ничего удачного, уже хотя бы потому, что и сделать она этого не хочет. Ничего она делать не хочет. Мальчики что-то говорили и смеялись, но она уже не слышала: заглушала музыка в наушниках. Она смотрела прямо перед собой, плавая и барахтаясь в своих чувствах, в своей незащищённости, тоске и полной непригодности для жизни. Она уже даже забыла своих обидчиков: Ими ушла в себя, мрачно и с мазохистским ощущением перемалывая себя в боль, отчаяние и отверженность. Но вскоре пришлось сменить обстановку, потому что музыка прекратилась: один из мальчиков, Ник Майерс, сорвал с неё наушники. Она взвинтила в его глаза свой взгляд, распахнув глаза так широко, как будто хотела всосать в их бесцветное болото врага, всосать и разорвать на молекулы в вакууме её нутра, и отчасти претворила мечты в жизнь: резко пнула парня в колено. Он завопил и схватился за ушибленный сустав, и становилось понятно, что участь Ими переходит в состояние плачевной. Ими и сама это поняла, но вовсе не из-за угрозы, воплотившейся в друзьях пострадавшего, а из-за того самого крика, стремительно вышвырнувшего виновницу из её тенистого угла в центр, в свет – туда, куда обращено всеобщее внимание. Ими резко вскочила со скамейки, готовясь принять удар, и он последовал: её толкнули. И поступили не мудро, потому что, почувствовав на себе прикосновение чужого живого предмета, точнее, тела, Ими окончательно вышла из себя и, как змея, ничего не добившаяся в угрозах, накинулась сразу на всех, уже не смотря, кто собирался участвовать в потасовке, кто нет – получили все, кто оказался рядом. Ими и сама получила, и получила немало, но ей всё сошло с рук, а мальчиков вызвали к директору и сделали предупреждение.
Родители никогда об этом не узнали: Имтизаль им ничего не рассказала, а учителя боялись признаться, что не уследили за беззащитным ребёнком. Ей замазали синяки, заплели заново волосы, привели в порядок одежду, а кровь из носа остановилась ещё до конца следующего урока. Теперь ничего не выдавало последствий драки. Руководство школы знало о проблемах Имтизаль и договорилось с её родителями, что позаботится о комфорте нестандартного ребёнка, поэтому очень не хотело говорить об инциденте, произошедшем в первый же день.
Если не учитывать апатичное, отрешённое и тоскливое настроение Имтизаль, принёсшее в её вязкую душу саморазрушение, то можно сказать, что день закончился хорошо. Дети шептались, оглядывались на неё, но в целом всё прошло вполне неплохо, потому что подходить к ней побаивались.
Побаивались и на следующий день.
А вот с третьего дня начались проблемы, и начались они почти так же, как и в первый день. Вот только последствия имели более тяжёлые.
Снова был урок немецкого, и снова Джексон опоздал. Снова он презрительно смерил Ими взглядом и сел на своё новое место. Урок закончился, дети стали выходить. Вышла и Ими, опустив голову и как обычно отчаянно бегая вокруг взглядом широко раскрытых глаз. Она направилась к скамейке в углу. Она старалась двигаться вдоль стенки. Она понимала, что рядом с ней кто-то идёт, и ускорила шаг, чтобы набрать себе больше личного пространства, но ей это не удалось: перед ней появилась рука, как шлагбаум, впившаяся в стену и преградившая путь. Ими уже было присела, чтобы проскочить снизу, но рука предусмотрела и этот ход. И назад ей рвануть не удалось, потому что и сзади оказалась такая же преграда. Она испуганно и злобно посмотрела в сторону смельчака и совсем уныла.
– Уйди, – тихо попросила она. Именно попросила, а не скомандовала. В её голосе действительно было куда больше отчаяния и просьбы, чем агрессии. Или даже вообще не было агрессии.
Ответ она не слышала, потому что была в наушниках. Она отчаянно смотрела Джексону в глаза и не могла собрать в них жестокость. Тогда она собрала безумие, пронзительное и жуткое, но толку было мало. В ответ ей смотрело другое безумие.
И он сорвал наушники, чтобы она услышала его слова:
– Не поняла? Чтоб я больше тебя на своём месте не видел, психопатка.
Рядом было два свидетеля недавней драки, и они замерли в ожидании новой битвы. Но Имтизаль только подтянула за шнур упавшие на пол наушники и снова посмотрела в глаза Джексону. Он был на две головы выше неё и для своего возраста достаточно крепко сложен.
– Тебе всё ясно?
– Уйди.
Он хотел ударить её по лицу, но она увернулась.