Аморальное (СИ)

Никто не знал, что происходило в комнате для допросов на самом деле. Имтизаль не ставила себе цель вывести подозреваемого на чистую воду. Её цель была безнаказанно и оправданно издеваться над людьми. Она проводила эксперименты, она тренировалась на всех своих подозреваемых, она тоже развлекалась, по-своему и ненормально. Она широко раскрывала глаза и почти не моргала, проводя телепатический сеанс по высасыванию страданий, как она это себе представляла. В её памяти всплывали не глаза Джексона, не глаза Артура или брата, нет, Ими погружалась в своё детство, в свою первую сознательную борьбу за жизнь и в своё первое торжество садиста. Она вспоминала, как скручивали шизофреника, пытавшегося убить её, как он с ненавистью впивался в неё взглядом, а она в него – с наслаждением, тщательно пережёвывая его боль и с трепетом проглатывая её в своё бездонное нутро вакуума и пустоты. Также и теперь. Она смотрела в глаза преступников и представляла себе разные пытки, представляла себе, как эти невозмутимые лица корчатся от боли, как их безумные зрачки слепнут от клейкой плёнки крови, как вопли глохнут где-то в лёгких, куда уже заливается густая бардовая жидкость и отзывает все крики назад, внутрь, в хрип. Она мысленно заставляла их страдать, вызывала в них панику и отчаяние, на кого-то это действовало сильнее, на кого-то слабее, однако испытать ужас довелось всем. И именно теми же самыми глазами Имтизаль тогда перевела стеклянный взгляд на детектива за не менее холодным и глухим стеклом.

Одного никто не мог понять: почему она так дёргается и так избегает всех полицейских, общается только с Оуэном и то с трудом, а наедине с аморальными преступниками чувствует себя легко, спокойно и безмятежно. На самом деле она отстранялась от своих коллег не настолько жёстко, как они думали. Она знала по имени каждого сотрудника департамента, по фамилии – почти всех, она даже знала адреса многих из них и пару раз выслеживала некоторых до дома. Никто об этом не знал и даже не догадывался, что, где бы он ни находился и как бы уверен ни был в себе, в любой момент он мог находиться под пристальным присмотром Имтизаль. Так она знакомилась с сотрудниками, так она постепенно училась чувствовать себя на работе хоть отдалённо уютно.

Но вскоре в департаменте начали привыкать к ней, особенно с ней смирялись из-за её альтруизма. Оуэн не таил от друзей, что Ими почти всё делает за него, и со временем другие детективы тоже стали отдавать ей свои дела, особенно тупиковые. На неё всегда вешали все самые глухие расследования и заполнения отчётов: она стойко переносила даже самую унылую рутинную работу. Всё началось с того, как один лейтенант жаловался Малкольму в присутствие Ими, и тогда Оуэн, наиболее свыкшийся уже с ней, невозмутимо повернулся к ней и сказал:

– Джафар, не хочешь ещё одним делом заняться?

На что она ответила с тем безжизненным проявлением восторга, который Оуэн уже почти научился вычленять в её неэмоциональной речи:

– Можно?

– Да, конечно, ты бы очень помогла сержантам Силвер и Уоллис. Всё это неофициально, конечно.

– Когда приступать?

– А когда приступать? Майкл, сколько вы уже ведёте дело?

– Два месяца, там труба.

– Два месяца. А мы наше неделю, да?

– Да.

– Ну, ты осилишь два дела одновременно? Это отличный опыт, кстати, очень поможет тебе научиться мыслить объективно, мобильно и легче переключаться.

– Постараюсь.

Она закрыла то дело за полторы недели, но в отчёте об её участии ничего не говорилось. С тех пор на неё часто стали сваливать глухие расследования, зная, что она никогда не стала бы претендовать на внесение своего имени в отчёт, а если бы она вдруг не справилась, всегда можно было бы признаться, что дело было переведено на неё. Рамирес был бы, конечно, в ярости, что за его спиной образовалась система самоуправления, но всё это легко бы уладилось: Ими скорее согласилась бы на перевод обратно в патрулирование, чем лишний раз решилась что-то сказать.

Так у неё совсем уже не хватало времени на личную жизнь, на посещение семьи и трупов. Трудоголизм и альтруизм настолько прочно обрели власть над её образом жизни, что даже терпкие мысли о насилии стали посещать её реже, Ими даже снисходительнее стала относиться к коллегам и всё больше приближалась в своём путешествии по жизни к тем границам, которые отделяли от неё территорию нормальных людей. Но потом случилось то, что лишило Ими сна почти окончательно.

Имтизаль покупала продукты домой. У неё уже была своя машина, к ней Ими и направилась после того, как расплатилась за покупки и вышла из магазина. Она разместила пакеты в багажнике и вдруг поняла, что купила не всё, что что-то забыла. Она ещё не понимала что, но чувствовала, что всё вспомнит, если вернётся в магазин. И она вернулась в магазин, бессмысленно бродила в разделах, чувствуя какой-то странный невроз и возбуждённость души. И потом она увидела то, из-за чего вернулась в магазин, из-за чего её сердце впервые за годы сжималось и раздувалось, из-за чего она тосковала последние десять минут.