Амория

Это была первая показательная казнь, которую предстояло посетить нашей группе, поэтому Тётя Мама недоумевала, чего это я так рыдаю и вырываюсь (странно бояться того, чего никогда не видел). Дважды я пытался сбежать и дважды получил серию крепких подзатыльников.

На главной площади, казалось, собралось всё товарищество. Низкое серое небо с тупым любопытством уставилась на эту плешь посреди тысячи гектаров одинаковых приземистых домов. Посреди площади ровными рядами стояли девять высоких столбов с привязанными к ним людьми, прогневившими ББога или как-то по-иному сильно нарушившими закон. Одним из них была Тётя Доктор – единственный человек, который никогда не повышал на меня голос и не поднимал руку, которого хоть немного интересовала моя судьба. Я так и не узнал, за что именно её приговорили, но моей вины в этом не было – я успешно притворялся, что всё ещё немного не от мира сего, потому что слишком быстрое выздоровление при неработающем Добром Магните показалось бы подозрительным.

В тот день имплантат впервые перегрузился моими эмоциями и забарахлил. А может, просто среагировал на погоду, но оглядываясь назад, я даже радуюсь, что он вырубился в те минуты. Потому что иначе я бы просто сошёл с ума.

Помню так точно, будто записал видео в высоком разрешении да ещё и замедленной съёмке: ритмично бьют записанные барабаны, и священник провозглашает что-то торжественно и нудно. Прелюдия заканчивается быстро – хмурое небо обещает дождь, грозящий сорвать церемонию. Девятеро безликих товарищей одновременно, как роботы, подходят к девяти кострам с зажжёнными факелами.

В этот миг мой блуждающий взгляд отворачивается от действа и натыкается на тысячи людских лиц. Глаза – прищуренные щёлки или огромные белёсые круги, рты – ряды стиснутых желтоватых зубов или бесформенные чёрные провалы. Всё зависит от выражения. Но что они выражают? Радость? Ярость? Удовольствие? Я никогда раньше не видел такого выражения, и не знаю, что должен сейчас чувствовать.

Поворачиваюсь. Пламя уже пляшет на облитом керосином хворосте и мусоре. Никогда не видел, как горит одежда. Я наблюдаю, как от неожиданныго порыва ветра языки огня взмываются и разлетаются волосы Тёти Доктора. Рот её открыт широким овалом, как будто она поёт. Жаль, что я не слышу слов песни – слишком громко шумит толпа. А волосы всё пляшут – рыжие в сияющем рыжем. Так красиво!..

Когда на следующее утро я осознал, что произошло, то решил: если бы оттуда, из-за серого неба, кто-то наблюдал за этим, он бы не допустил казни. А раз этого не случилось, значит, и нет там никого, сколько ни добавляй к его имени больших букв.

наши дни

…Вынырнув из омута памяти, я услышал обрывки инопланетных фраз. Яркий свет светил в глаза, будто пробирался под веки и вгрызался прямо в глазные яблоки. Голова болела нещадно. Почему-то инопланетный язык казался смутно знакомым, хотя пиджин я не учил, пользуясь исключительно автоматическим переводчиком. И тут я догадался: это язык Ворлэнда! Просто с очень необычным акцентом.

– Warland? – спросил я. Голос прозвучал очень хрипло, я начал кашлять и не мог остановиться, пока чьи-то руки не поднесли мне стакан воды, – please… Dim the lights.

Свет притушили, и резь в глазах немного утихла. Я смог разглядеть присутствующих в помещении. Это были двое землян, пожилой мужчина и некто, чей пол я не смог определить, оба в стерильно-белой одежде. Врачи. Значит, я всё-таки добрался до медсегмента.

– Earthglish? – с некоторым удивлением в голосе спросил мужчина.

– Earth… What? I know a few Warland words.

Врач удивлённо переглянулся со своим (своей?) коллегой и снова обратился ко мне. Мы попытались поговорить, но потом всё же были вынуждены прибегнуть к услугам переводчика-имплантата. Дело в том, что я кое-как изъяснялся на ломаном Ворландском, подслушанном тут и там, а врач говорил на так называемом "Земглише", ставшим языком землян, которым повезло свалить с Земли задолго до Эвакуации, даже до Голубиного Инцидента.

– Так вы из бывшей Европы? – уточнил я, когда уже мог нормально соображать.

– Мы? Что вы, я, как и моё коллега, родился на Мире, одной из развитых планет земного типа. Но наши предки – действительно выходцы из Европы, однако, почему вы называете её "бывшей"?

– Сейчас это практически незаселённая часть света, – пояснил я, исходя из своих скромных познаний современной географии, – большинство европейцев эмигрировали в самом начале эвакуации, потому что большинство правительств Европы изначально положительно относились к Контакту.

– Мы практически не получаем информации о Земле. Для межпланетного сообщества это закрытая территория, – сказало человек третьего пола, ставя передо мной непроливаемую миску с каким-то супом. Чёрт, я готов был расцеловать за еду его андрогинную мордашку. Знал бы, что здесь кормят вовремя – давно бы прикинулся больным.

– Что именно представлял собой "Голубиный Инцидент"? Что произошло после?