Если мы не в постели и не в кино, значит, затариваемся шампанским в магазине «Бристол фармз»* на углу Беверли и Дохини или торчим в «Эппл-стор» в молле Уэстфилд в Сенчури-Сити, потому что ей нужен компьютер, и еще она хочет айфон («Рождество же», – мурлычет, будто это имеет значение), и, передавая ключи от «БМВ» парковщику, я ловлю на себе взгляды парней, работающих на стоянке, и взгляды сотен других мужчин, бродящих по моллу, и она тоже их замечает и ускоряет шаг, увлекая меня за собой и одновременно изображая, будто трепется по мобильнику, хотя ей никто не звонит, просто это способ самозащиты – отражать взгляды, подчеркнуто игнорируя их. В Лос-Анджелесе эти взгляды, как серийные маньяки, следуют по пятам за каждой стройной блондинкой, но если другие женщины с горечью примирились с тем, что их красоте, о которой они так пекутся, ежеминутно грозит грязное покушение, то Рейн, похоже, отказывалась становиться безропотной жертвой. В один из наших последних совместных вечеров того декабря мы направляемся в «Эппл-стор», изрядно накачанные шампанским, Рейн жмется ко мне в своих огромных темных ивсенлорановских очках, отражающих тучи над башнями Сенчури-Сити, повсюду звон колокольчиков из рождественских гимнов, и она сияет от счастья, поскольку мы только что посмотрели ее демо-ролик, на котором среди прочего оказалось два коротких фрагмента с ней из последнего фильма с Джимом Керри – психологической драмы, с треском провалившейся в прокате. (Я старательно всматривался в экран, отпустил ей пару восторженных комплиментов, а потом спросил, почему она не включила фильм в свое резюме; оказалось, что оба фрагмента вырезали.) По дороге в «Эппл-стор» Рейн продолжает допытываться, правда ли мне понравилось, и я повторяю, что да, хотя, откровенно говоря, играет она ужасно. Эпизоды настолько слабые, что заслуживали кастрации: их нельзя было оставлять. (Запрещаю себе думать о том, почему ее вообще сняли: в этот лабиринт только ступи – и уже не выберешься.) Куда больше меня занимает другое (впрочем, как и всегда): может ли она быть плохой актрисой в кино и хорошей – в жизни? Вот загадка, лежащая в основе сюжета. И чуть позже впервые после Меган Рейнольде (лежа в постели, поднося бокал с шампанским к губам, над которыми нависает ее лицо) я впервые готов допустить, что со мной она не играет.
* Сеть дорогих продуктовых магазинов в Лос-Анджелесе.
* * *
На последней неделе декабря, когда мы заходим в «Бристол фармз» за очередным ящиком шампанского, я теряю ее в одном из проходов, впав в подобие транса: внезапно осознаю, что магазин находится в том самом помещении, которое раньше занимал ресторан «У Чейсена», куда подростком меня таскали с собой родители отмечать Рождество, и, стоя в продуктовой секции, я пытаюсь восстановить в памяти планировку ресторана (по всему магазину разносится песня «Do They Know It’s Christmas?»*), и от того, что планировка не восстанавливается, мне грустно, но отпускает. И потом я замечаю, что Рейн рядом нет, и иду по проходу, и перед глазами мелькают картинки: тот снимок, где она голая на яхте, моя рука между ее ног, мой язык, ласкающий ее клитор, – и потом вижу ее на улице – стоит, привалившись к моему «БМВ», болтая с красивым парнем (лицо незнакомое, рука на перевязи), и, пока добираюсь до них, толкая перед собой тележку, парень уходит, и на мой вопрос, кто это, она улыбается и бодро говорит: «Грэм», и потом: «Никто», и потом: «Волшебник». Целую ее в губы. Нервно оглядывается. Слежу за ее отражением в стекле «БМВ». «Что тебя смущает?» – спрашиваю. «Не здесь», – говорит она, но так, будто «не здесь» – это аванс, обещание более радужной перспективы. Промозглый ветер гуляет по опустевшей стоянке, пробирая насквозь; глаза слезятся от холода, и кажется, что воздух переливается.
* «А есть ли у них Рождество?» (1984) – песня ирландского певца Боба Гелдофа (Boomtown Rats) и гитариста Миджа Ура (Ultravox) для благотворительной акции по сбору средств голодающим Эфиопии.
Ампирные спальни 91
* * *