Ампирные спальни

За ту неделю, что мы проводим вместе, не все идет гладко, бывают проколы, но она ведет себя так, будто это неважно, отчего мой страх почти полностью улетучивается. Рейн пробуждает во мне чувство, в котором хочется раствориться вопреки, например, тому, что когда несколько моих друзей, почему-то оставшихся на Рождество в городе, предлагают поужинать в «Сона»*, Рейн впадает в легкую панику, совсем ей не свойственную, и даже не в состоянии этого скрыть. («Не хочу ни с кем тебя делить» – таково ее оправдание.) Но проколы и отговорки – мелочь по сравнению с целительностью ее присутствия: перестают приходить CMC с заблокированных номеров, пропадает синий джип и всякое желание вернуться к работе над отложенными сценариями, тишина больше не угнетает, и пузырек с виагрой в выдвижном ящике ночного столика уже который день оттуда не извлекается, и призраки, переставлявшие в квартире предметы, обращены в бегство, и я уже готов допустить, что у наших отношений есть будущее. Рейн убеждает меня в этом. Рейн отодвигает Меган Рейнольде в глубь кадра, размывая ее очертания, выходит на первый план, и, поскольку меня все в Рейн устраивает, я не замечаю, в какой момент наша ни к чему не обязывающая связь становится чем-то большим, и впервые после Меган Рейнольде теряю бдительность, начинаю относиться к происходящему всерьез. Но есть одно обстоятельство непреодолимой силы; обстоятельство, от которого, как ни пытаюсь, не могу абстрагироваться, что, безусловно, к лучшему, ибо оно, как шест канатоходца, помогает удержать равновесие, балансировать на грани: Рейн старше, чем нужно для роли, которую она рассчитывает получить.

* Ресторан изысканной французской кухни.

* * *

«Когда ты уже что-нибудь для меня сделаешь?» – спрашивает она за поздним завтраком в кафе неподалеку от комплекса «Дохини-Плаза», где нам обоим лениво и муторно с похмелья, усиленного ксанаксом* и травкой. «По-моему, надо позвонить, не откладывая», – говорит она, глядясь в зеркальце. «Как только все вернутся из отпусков», – говорю с невозмутимой улыбкой, согласно кивая. Не обращаю внимания на складочки недоверия у нее на лбу – они не разглаживаются даже после того, как снимаю темные очки, что побуждает меня повторить обещание, сопроводив его нежным поцелуем.

* Строго говоря, произносится «занакс»; в России известен как алпразолам. Используется для лечения тревожных неврозов и панических атак. В сочетании с наркотиками усиливает их действие.

* * *

Зыбкое спокойствие длится почти неделю. Всегда боишься, как бы его что-нибудь не нарушило, и потом это «что-нибудь» происходит. За два дня до того, как находят тело Келли Монтроуза, Рейн просыпается утром от ночного кошмара. Я уже встал и фотографирую ее спящей, но теперь она загораживается от объектива и говорит, что видела во сне парня с пушком на скулах и над верхней губой – ребенка, в сущности, но пробудившего в ней желание; он стоял на кухне и не сводил с Рейн глаз (корка запекшейся крови над верхней губой, смазанная татуировка дракона на предплечье), а потом сказал, что собирался здесь жить, и еще сказал: «Не волнуйся, мне повезло», а потом его лицо почернело, рот оскалился, и он рассыпался в прах, и я рассказываю Рейн про паренька из «золотой молодежи» – бывшего хозяина квартиры – и добавляю, что в доме водится нечисть (по ночам в кронах пальм, растущих по периметру здания, прячутся вампиры, сидят и ждут, когда в окнах погаснет свет, а потом разгуливают по коридорам), и наконец она перестает загораживаться, гримасничает в объектив, и я делаю несколько снимков и пристраиваюсь к ней под бок, подпирая голову подушкой, а потом она косится в экран плазменного телевизора (кадры выбегающих из джунглей людей, очередная серия «Остаться в живых»), а я тянусь за бутылкой «Короны» на ночном столике. «Вампиры не разгуливают по коридорам, – бормочет она, окончательно просыпаясь. – Вампиры обитают в квартирах». После чего мы читаем сцену из «Слушателей» по ролям: она – за Мартину, я – за ее партнера.

* * *