– Жена мечтала удрать в Кабо*. До сих пор там.
* Кабо-Сан-Лукас – курорт на юге Калифорнийского полуострова в Мексике.
Повисает молчание. Оно разматывается, как клубок, пущенный по наклонной плоскости. Останавливаю его вопросом:
– Ну и как ты тут без нее?
Рип описывает пару вечеринок, где ему, похоже, не было скучно, и потом разные хлопоты, связанные с открытием ночного клуба в Голливуде, и бесполезную встречу с депутатом городского совета. Рип говорит, что валяется в постели с лэптопом и смотрит Си-эн-эн: мечеть в огне, вороны на фоне багряного зарева.
– Давай повидаемся, – предлагает. – Пропустим по стаканчику, поланчуем. Есть тема.
– Может, обсудим по телефону?
– Нет, – говорит. – Надо лично. С глазу на глаз.
– Надо? – уточняю. – Тебе зачем-то надо со мной увидеться?
– Ага, – говорит. – Кое о чем потолковать.
– Я скоро в Нью-Йорк возвращаюсь, – говорю.
– Когда?
– Еще эта история с Келли меня добила… Не могу отключиться.
Рип выжидает.
– Да? Я что-то слышал, – и снова замолкает. – Вы разве дружили?
– Ага. Довольно близко.
Звук, доносящийся из трубки после этих слов, похож на сдавленную усмешку, будто Рип неожиданно нашел ответ на одному ему ведомую загадку.
– Похоже, он оказался в слегка непривычной для себя ситуации. Никогда не знаешь, кому перебежишь дорогу. – Обе фразы Рип произносит отрывисто, точно давясь от смеха.
Отнимаю телефон от уха и смотрю на трубку, пережидая приступ охватившего меня бешенства. Что тут можно сказать?
– Обычное дело, когда связываешься с непроверенными людьми, – продолжает Рип стелющимся шепотом.
– Под «непроверенными» ты кого имеешь в виду?
Рип отвечает не сразу и впервые за тридцать лет нашего знакомства слегка раздраженно:
– Тебе поименно перечислить?
– Ладно, Рип, я перезвоню.
– Не знаю, – выдерживаю паузу. – Вот закончу свои дела и…
– Ага, – сипит, – тебя, конечно, могут и «свои» дела задержать… – Рип закидывает фразу, как удочку, и тянет, только убедившись, что я клюнул. – Но думаю, не прогадаешь, если найдешь часик меня послушать.
– Подожди, загляну в ежедневник.
– Ежедневник? – спрашивает. – Офигеть.
– Почему офигеть? – парирую. – Я очень занят.
– Ты ж сценарист. Чем, интересно, ты «занят»? – Голос был поначалу с ленцой, но теперь натянулся. – Небось дрючишь кого-нибудь?
– Я… с утра до вечера на кастинге.
– Вот как, – говорит после паузы. Это не вопрос.
– Короче, созвонимся. Но Рип подхватывает.
– Ну и как кастинг? – спрашивает.
– Идет, – нервно сглатываю. – Много желающих… отнимает массу времени.
– Ага, ты очень занят. Это я уже слышал. Смени тему, уведи от себя, подкинь сплетню,
добейся сочувствия – быстрее отвяжется. Делаю финт ушами:
– Вот-вот, перезвони. Причем чем скорее, тем лучше.
– Скажи хотя бы, о чем речь?
– Не могу. Это… интимная информация, – говорит. – Ага. Сугубо интимная.
* * *
Ближе к концу недели брожу по пятому этажу «Барнис»* на бульваре Уилигир, обкурен, ежеминутно проверяю айфон в ожидании мейла от Рейн (так и не приходит), изучаю ценники на рукавах блестящих рубашек, всякие пижонские прибамбасы, ни на чем не в состоянии сосредоточиться, в голове одно: «Куда она делась?», и в мужском отделе не могу даже поддержать примитивнейший разговор с продавцом о костюме «Прада»; в итоге прибиваюсь к барной стойке ресторана «Барнис Гринграс», где заказываю коктейль «Кровавая Мэри», и потягиваю его, не снимая темных очков. Рип обедает с Гриффином Дайером и Эриком Томасом. Томас – депутат городского совета, хотя больше похож на пляжного спасателя; Рип на него жаловался, но беседует вполне дружелюбно. На Рипе хипстерская майка с черепом, для которой он явно староват, и японские мешковатые брюки; пожимая мне руку, он кивает на «Кровавую Мэри» и шипит: «Очень занят, а?»
* Barney’s – сеть дорогих магазинов, специализирующихся на продаже дизайнерской одежды.
За ним открытая терраса, где гуляет обжигающий ветер. Широко распахнутые глаза Рипа налиты кровью, и еще поражают невероятно мускулистые руки.
– Ага.
– Сценарий сочиняешь? «Парни-с из „Барнис“»?
– Ага, – усаживаюсь на табурет, стискивая ледяной бокал ладонью.
– Зарос совсем.
Провожу рукой по щеке, удивляясь густоте щетины, пытаясь вспомнить, когда последний раз брился. Это нетрудно: в день ее ухода.
– Ага.
Оранжевый блин над белым черепом майки слегка подрумянивается, а затем, наплывая на меня, шипит:
– Да, старик, ты гораздо сильнее влип, чем я думал.
* * *