* Один из самых прославленных ресторанов Лос-Анджелеса. Его владелец и шеф-повар Вольфганг Пак известен помимо прочего тем, что ежегодно составляет меню и лично готовит блюда для «губернаторского бала», который проводится сразу после завершения оскаровской церемонии.
** James Perse (p. 1972) – американский дизайнер. Его однотонные, без рисунка, футболки считаются верхом шика.
*** Friday, the 13th – фильм режиссера Маркуса Ниспела вышел на экраны в 2009 году; римейк одноименного фильма Шона Каннингема (1980).
– Похоже, ты перестарался с загаром, – говорит Дэниел, кивая на мое красное лицо.
– Ага, – говорю. – Ты же знаешь: моментально сгораю.
– Прижился в Нью-Йорке? – спрашивает Дэниел. – Сюда надолго? Я слышал, ты опять на Дохини.
– Как получится, – говорю. – Но только Нью-Йорк… спекся.
– А Лос-Анджелес?.. – спрашивает, предлагая мне закончить предложение.
– Бурлит, – говорю. – То, что мне теперь нужно. – И улыбаюсь фальшиво.
– Только не говори, что думаешь возвращаться, – говорит Дэниел. – Эх, блядь, была бы возможность…
Тут к нам подходит Меган и, припав к плечу Дэниела, говорит: «Привет, Клэй», – и будь я хоть на йоту трезвее, не вынес бы этой пытки, успел подзабыть, какая Меган вблизи, ее красота по-прежнему ошарашивает, но нельзя этому поддаваться. Меган смотрит на меня холодно, а я на нее – с фальшивой улыбкой (дескать, рад, что ее не мучает совесть за причиненные мне страдания): незадолго до нашего окончательного разрыва я уговаривал ее сбежать из этого города (мы сидели в суши-баре на бульваре Вентура в Студио-Сити, и было лето, и у противоположного конца барной стойки я заметил актера, который много снимался в детстве и был знаменит, а сейчас в свои тридцать три считается старым), а Меган недвусмысленно намекала, что между нами все кончено. Теперь, в «Спаго», я могу только гадать, знает ли про нас Дэниел, но уже известно, что Меган будет сниматься в его следующем фильме. Она говорит, что видела меня на закрытом просмотре, где я не присутствовал, а я вдруг вспоминаю четвертое июля и как метался у входа в отделение скорой помощи больницы Седарс-Синай, вымаливая у нее прощение.
– Слушай, – говорит Дэниел, – у меня тут возникла одна идея.
Оказывается, он подумывает, не перекупить ли у студии права на производство фильма «Адреналин» по моему сценарию.
– Отлично, – говорю.
Бокал в моей руке пуст, если не считать талого льда и кусочков лайма – все, что осталось от выпитой «Маргариты».
– Ты жутко худой, – бросает Дэниел, прежде чем попрощаться.
Рейн звонила дважды, и оба раза я не ответил, однако, видя, как Дэниел, удаляясь, шепчет что-то на ухо Меган, я бросаюсь перезванивать, но Рейн не подходит.
* * *
Доктор Вульф оставляет сообщение на моем домашнем автоответчике, отменяя завтрашний визит, считает для себя невозможным продолжать лечение, однако готов дать направление к другому специалисту, и наутро я подъезжаю к зданию на бульваре Сотель, паркуюсь на четвертом этаже гаража и жду, когда он завершит дневной прием пациентов и пойдет на ланч; снова и снова слушаю песню, где есть такая строка: «Отбрось все, что нажито, оставь только то, что дорого. ..»* – киваю ей в такт, курю, мысленно составляю список вопросов, которые не буду задавать Рейн и решаю, что поверю всем ее оправданиям, любой лжи, это единственный выход, а затем вспоминаю давний разговор с одним человеком и его слова о том, что мир – это такое место, где никому неинтересны твои вопросы, и что, только если ты одинок, с тобой не может случиться ничего плохого.
* Слова из песни Брюса Спрингстина «Magic» («Магия»), написанной в 2007 г.
* * *
В гулкой тишине гаража доктор Вульф открывает серебряный «порше». Выхожу из машины и направляюсь к нему, окликая по имени. Сначала он притворяется, что не слышит, а обернувшись, вздрагивает. Поняв, кто перед ним, супит брови, но затем смягчается, словно ожидал этой встречи.
– Почему ты меня бросаешь? – говорю.
– Слушай, я не вижу никакой пользы от наших…
– Но почему? – подхожу ближе. – Я не понимаю.
– Уже успел накачаться? – спрашивает, доставая из кармана мобильник, почему-то решив, что это может меня остановить.
– Я не пил, – мычу.
– В Уэст-Голливуде есть замечательный парень, продолжишь курс у него.
– Засунь его себе в жопу, – говорю. – Не буду я ничего продолжать.
– Клэй, успокойся…
– Я хочу знать, почему вдруг?
– Так уж и быть, скажу. – Он замолкает, делает страдальческий жест, понижает голос: – Из-за Дениз Таззарек. – Имя, как паутина, повисает в сумраке гаража. – От нее… средства еще не придумали.
Стою огорошенный.
– Погоди: это вообще кто?
– Девушка, с которой ты встречаешься, – говорит. – Та, что мы обсуждали на последнем сеансе.
– При чем здесь она?
Он явно удивлен, что я никак не въезжаю.
– Девушку, про которую ты рассказывал, зовут Дениз Таззарек, – говорит, переходя на шепот. – Я с ней не первый раз сталкиваюсь.
– Не понимаю.
– Не первый раз сталкиваюсь и предпочитаю не связываться, – говорит. – Ты уже третий мой пациент, которого она окрутила. – Пауза. – В конце концов, существует врачебная этика. Я не могу.