Я в полном отчаянии бежал вперед, так что Боккар и швейцарец едва поспевали за мной. Наконец мы перешли мост. Я бросился бегом к дому советника, не спуская глаз с его высоко расположенных окон. В одно из них выталкивали седовласого человека. Несчастный — это был Шатильон — еще мгновение цеплялся слабыми руками за карниз, затем выпустил его и рухнул на мостовую. Я пробежал мимо разбившегося насмерть старика; в несколько прыжков поднялся по лестнице и бросился в комнату. Она была заполнена вооруженными людьми, а из открытой двери библиотеки доносился дикий шум. Я проложил себе дорогу алебардой и увидел Гаспарду, загнанную в угол, окруженную ревущей сворой. Она удерживала нападавших на расстоянии, прицеливаясь из моего пистолета то в одного, то в другого. Она была бледна, как восковое изваяние, но в ее широко открытых голубых глазах сверкало страшное пламя.
Растолкав всех, я бросился к ней со словами: «Слава богу!» Лишившись чувств, она упала в мои объятия. Боккар со швейцарцем ворвались за нами.
— Именем короля, — крикнул он, — я запрещаю вам прикасаться к этой женщине! Мне приказано самолично доставить ее в Лувр! Назад, если дорога жизнь!
Он встал рядом со мной, и я уложил потерявшую сознание Гаспарду в кресло советника. Тогда из толпы выскочил отвратительный субъект с окровавленными руками и запятнанным кровью лицом. Я узнал в нем Линьероля.
— Ложь и обман! — гаркнул он. — Какие же это швейцарцы? Это переодетые гугеноты! Вот этот — я хорошо знаю тебя, неуклюжий негодяй, — убил набожного графа Гиша, а тот, второй, помогал ему. Убейте их! Мы должны истребить этих негодяев, этих еретиков! А девчонку не трогать — она моя! — И Линьероль с бешенством ринулся на меня.
— Злодей! — воскликнул Боккар. — Твой час пробил. Коли, Шадау!
Ловким движением он отбросил вверх преступный клинок, и я вонзил свою шпагу по рукоять в грудь негодяя. Он упал. Толпа бешено взвыла.
— Скорее бежим отсюда! — сказал мне мой друг. — Бери жену на руки и следуй за мной!
Боккар и швейцарец прокладывали путь через толпу, а я поспешно следовал за ними с Гаспардой на руках. Мы благополучно спустились по лестнице и вышли на улицу. Не успели мы отойти на десять шагов, как из окна грянул выстрел. Боккар пошатнулся, нащупал на груди образок, выхватил его, прижал к бледнеющим губам и упал.
Пуля попала в висок. С первого взгляда я понял, что я навсегда потерял друга, а посмотрев в окно, увидел, что смерть настигла его из моего же пистолета, выпавшего из рук Гаспарды, которым теперь, ликуя, потрясал убийца. Гнусная банда следовала за нами по пятам, и с сердцем, обливающимся кровью, я покинул друга, над которым склонился его верный солдат, завернул за угол, в боковой переулок, где было мое жилище, и по вымершему дому взбежал с Гаспардой наверх, в свою комнату.
У дверей на первом этаже нам пришлось переступать через лужи крови. Портной был убит, его жена и четверо детей бездыханные лежали у камина. Маленький пудель, любимец семьи, распростерся рядом с ними, тоже мертвый. Запах крови наполнял дом. Поднявшись по лестнице, я увидел, что дверь в мою комнату открыта.
Убийцы, обнаружив, что моя постель пуста, не долго пробыли в комнате — бедная обстановка не обещала им добычи. Несколько разорванных книг валялись на полу, в одну из них я спрятал письмо дяди, когда ко мне ворвался Боккар; оно выпало оттуда, и теперь я поднял его. Все свои наличные деньги я всегда носил в поясе.
Я уложил Гаспарду на постель и, стоя рядом с ней, лихорадочно размышлял, что предпринять дальше. Гаспарда была одета в невзрачное платье служанки, вероятно потому, что хотела бежать вместе со стариком советником. Я был в мундире швейцарской гвардии. Дикое отчаяние охватило меня при мысли о преступно пролитой невинной крови.
— Нужно бежать прочь из этого ада! — вполголоса сказал я про себя.
— Да, да, прочь отсюда! — повторила Гаспарда, открывая глаза и приподнимаясь на ложе. — Мы не можем здесь оставаться. Бежим к ближайшим воротам из города!..
— Подождем немного. Скоро настанет вечер, а в сумерках, быть может, нам будет легче бежать.
— Нет, нет, — решительно сказала она, — я не хочу здесь оставаться! К чему заботиться о жизни, если мы можем умереть вместе!.. Пойдем прямо к ближайшим воротам. Если на нас нападут, ты заколешь меня и убьешь двоих или троих из напавших на нас — тогда мы умрем отмщенными. Пообещай мне это!
Немного подумав, я согласился. Ночью убийства могли начаться вновь, тем более ворота по ночам охранялись тщательнее, чем днем. Итак, мы отправились в путь по залитым кровью улицам под синим безоблачным небом. Ворот мы достигли беспрепятственно. Под воротами, перед дверью в помещение караула, стоял, скрестив на груди руки, лотарингский воин с повязкой Гизов. Он устремил на нас свой острый взгляд и ухмыльнулся:
— Странные птички! Куда направляетесь, господин швейцарец?
Нащупывая рукоять своего меча, я шел прямо на него, решив пронзить ему грудь, ибо я устал жить и устал лгать.