Амулет

Молодой человек едва притронулся к завтраку, который подал ему услужливый мавр Гассан. Мост к этому времени был уже опущен, и его неудержимо тянуло наверх, к дому ютиконского пастора. Он знал, что дороги и горные тропинки будут, пусть и короткое время, безлюдны. Утренний ветер развеял восточное видение, но, несмотря на свежесть осеннего дня, одна из вчерашних мыслей как заноза застряла в голове у Пфаненштиля. Ему не хватает мужественности — так попрекнул его генерал, — верного залога победы над женщиной. Эта мысль причиняла молодому человеку немало огорчений. Ему казалось, что представляется возможность предпринять нечто весьма отважное — правда, без применения огнестрельного оружия, — и вот, совершенно потерявший душевное равновесие Пфаненштиль решил поразить Рахель ранним визитом.

Прыжок через забор, предположим, не назовешь особенным геройством: напротив, это было не что иное, как бегство от первых замеченных среди придорожных деревьев людей, возвращавшихся из церкви.

Когда Пфаненштиль приблизился к девушке с решительным выражением лица, та была серьезно обеспокоена его видом, лихорадочными глазами, бледностью — последствиями бессонной ночи. Болтающаяся на нитке пуговица и пустое место, оставленное другой, начисто оторванной, не ускользнули, разумеется, от ее внимания и довершали жуткое впечатление.

— Ради бога, скажите, что с вами, господин викарий? — обратилась к нему девушка. — Вы больны? На вас лица нет, вы меня пугаете! Что он с вами сделал, мой сумасбродный крестный? Он ведь обещал мне вас не трогать — и вот привел вас в совершенное расстройство. Расскажите мне в подробностях, что с вами там приключилось. Может быть, я смогу вам чем-нибудь помочь.

Когда Пфаненштиль взглянул в ее разумные и вместе с тем такие теплые глаза, то ему тотчас стало ясно, что именно влекло его сюда. Бес приключений тут же оставил его, и Пфаненштиль исповедался перед кареглазой девушкой во всем, что пережил на острове, не утаив ни единой мелочи; исключение он сделал лишь для призрака турчанки, которая была не чем иным, как порождением его воспаленного сознания. Он признался Рахели, что его поразил выказанный генералом упрек в недостатке мужественности и он до сих пор не в силах отделаться от этой мысли. И он просит сказать ему откровенно, является ли это недостатком, и если да то, что с этим делать.

Рахель смотрела на него с минуту почти растроганным взглядом, затем разразилась звонким смехом:

— Крестный подшутил над вами; но то, что он отговорил вас становиться полковым священником, — это правильно. Вы хотели поступить наперекор собственной натуре, а он насмешкой привел вас в чувство… Да и к чему вам это? Какой вы есть — и именно такой, какой вы есть, — вы мне нравитесь больше всего. Отцовская страсть к охоте, несвойственная его сану, доставила мне немало тяжелых минут! Что касается меня, то я хочу, чтобы рядом со мной был человек, который своим безупречным образом жизни служит окружающим поучительным примером, умеренно пьет домашнее вино, любит свою жену и время от времени принимает у себя скромных и образованных друзей!.. Ох уж эти светские люди! Я всегда бываю по горло сыта их застольными беседами, когда они приезжают к отцу. Крестный вам вчера многое поведал; не рассказал ли он также, какую штуку сыграл со своей молодой женой, когда ему было восемнадцать лет? Той как-то захотелось испанских булочек, какие пекутся в Бадене. «Я привезу тебе горячих», — сказал он галантно, оседлал лошадь и уехал. В Бадене он уложил эти булочки в коробку вместе с запиской о своем отъезде в шведский лагерь. Этот прощальный привет он отправил к ней с посыльным и с тех пор не виделся с женой много лет. Вы бы, наверно, так не поступили… — И она протянула стоявшему перед ней Пфаненштилю руку со словами: — А теперь я должна пришить вам пуговицы. Мне не по себе, когда я вижу вас в таком состоянии. Присядьте! — При этом она указала на скамеечку в беседке. — Я принесу наперсток и иглу.

Пфаненштиль сел, и она убежала с корзиной, полной винограда. И тут все его существо охватило чувство непередаваемого блаженства. Свет и зелень, низкая беседка, скромный пасторский дом, освобождение от демона сомнений и беспокойства!

А она, его освободительница, была тем временем охвачена беспокойством. Какую проделку задумал и, быть может, уже привел в исполнение генерал? Рахель упрекала себя в том, что предоставила ему свободу действий.

На кухне она узнала, что пастор вместе с генералом заперлись в комнате и что вскоре после этого церковные старшины торжественно поднялись вверх по лестнице. В церкви произошло, по-видимому, нечто неслыханное. Она обратилась с расспросами к рыбаку, принесшему ей из своего садка форелей, но тот состроил глупое лицо, и из него не удалось вытянуть ни слова. Девушка, взволнованная, бросилась к себе в комнату и с трудом впопыхах нашла иглу и наперсток.

Глава XI