Сэлли посмотрела на него укоризненно.
— Ну почему. Ты не права. Каждому из них я исполнил по одному желанию. Знала бы ты! Какой примитив, — Магнус аж зажмурился от удовольствия, вспоминая. — Они даже толком не знают, чего желать! Когда от этих избавлюсь, найду себе ребят поумнее, а то даже не интересно. Нет настоящего вызова для моего интеллекта!
— И что с ними будет после инициации? — Сэлли стало по настоящему любопытно.
— Не знаю, — ответил Магнус безразлично. — Если ни у кого из наших не найдется для них какого-нибудь задания… Заставлю их убить своих родственников, а потом съесть их сердца. Или вспороть друг другу животы и вывесить кишки…
— Хватит, я поняла! — Вскрикнула Сэлли. — Ну вот, перебил мне весь аппетит перед обедом!
— Ты сама спросила, — хихикнул Магнус.
— Так что они там должны сделать? Забрать самую невинную душу? Чтобы скинуть на нее все свои грехи? Бред какой, сам придумал?
— Обижаете, госпожа! Чтобы стать таким умным, я много читал! — изволил пошутить маг.
— Да только все вверх ногами, — Сэлли спихнула его с завалинки, и тот растворился в воздухе. Зато на снегу появился большой черный ворон. Прокаркав какую-то гадость, птица взлетела и умчалась куда-то в сторону леса.
— Подержи ребенка, я кусты подвину, — Сокур сунул в руки Сэлли запеленатый чурбан и завозился с ветками, которые непреклонно закрывали им обзор.
— Может, другое место найдем, не видно же отсюда ничего.
— Это сейчас, а так мы напротив алтаря, все действо дальше вокруг него разворачиваться будет.
— Я их уже одиннадцать насчитала, и это дитя еще не приносили.
— И главнюка пока не видно.
— Кого?
— Того самого. Главного гада. А, вон он, за алтарем спрятался.
— Что ж нам делать? Их слишком много даже для моего самомнения.
— Зато присмотрись, они не совсем адекватны, чем-то набрались уже. Я обведу их вокруг пальца, они даже не заметят. Я помедитирую немного, а ты предупреди, когда вынесут младенца. Только нежно предупреди!
Сокур отступил от наблюдательного окошка и устроился прямо на снегу. Сэлли же принялась нервно наблюдать за происходящим на поляне. Там что-то не спеша, по тридцать раз, передвигали туда-сюда, расставляли многочисленные свечи, рисовали что-то на снегу и посыпали это что-то чем-то из мешочка. И все медленно и торжественно, вконец измотав ей нервы. Переживая, она и не заметила, как рядом с нею появились черные пятна, трансформировавшиеся в призрачные фигуры.
— Госпожа, — услышала она хриплый голос с левого плеча. Сэлли резко развернулась и чуть не вывалилась из кустов на свободное пространство, отскочив от растворенных в воздухе угрюмых масок. — Что тебе нужно, госпожа? Зачем ты пришла? — учинили они допрос.
— Кто вы? — смогла лишь спросить Сэлли.
— Мы твои преданные слуги, Госпожа. Позволь и нам попировать за этим столом. Чем ты наградишь тех, кто верен тебе?
— Мне нужен только ребенок, остальное можете забрать себе, — девушка растерялась, не вполне понимая, о чем идет речь и что они хотят, но не решилась расспрашивать.
— Возьми боль, возьми страх, возьми смерть, а мы возьмем глупость, возьмем заблуждение, — тихонько напевали фигуры, вновь превращаясь в клубы дыма и исчезая в ночи.
— Жизнь кончена, я окончательно сошла с ума, — мрачно резюмировала Сэлли.
— Что ты говоришь? — переспросил Сокур, по-видимому, только что выйдя из транса.
— Мы тут с местной нечистью делим урожай от ритуала.
— И что ты выторговала? — ничуть не удивился Сокур.
— Все, что нам нужно. У меня оказалось приоритетное право выбора.
— Даже так? О, мой выход. — Сокур накинул капюшон, выхватил у нее чурбачок и припустил в направлении беснующегося жреца. Он вышел на поляну и прошел мимо выстроившихся людей прямиком к алтарю, и никто его не заметил. Ребенок лежал на изрезанном письменами камне перед жрецом. В полусумасшедших глазах жреца отражалось пламя. Он поднял ритуальный нож над алтарем, готовясь принести самую значимую за все время жертву. Он не видел, как волшебник взял младенца на руки и положил вместо него на камень деревянный чурбан. Точно так же Сокур проделал обратный путь, и все на поляне смотрели не на него, а на то, как жрец в экстатическом безумии увлеченно кромсает ножом ни в чем не повинный чурбачок.