Амулет колдуна

— Железер, а чем вы занимаетесь в своей стране? И какие у вас трубы ставят на воду, чугунные или металлопластик? — подключился к расспросам Семен Алексеевич. Ответить на этот важный вопрос старик не успел. Вновь нанесло холодом, и дверь купе распахнулась.

На пороге появился еще один старик, по древности лет похож на Железера. У нас сегодня наметился слет старых натуралистов? Я к чему спрашиваю: пахло от него также как и от нашего спутника — травами и дорожной пылью. Правда, наносило еще прогорклым жиром и каким-то противным медицинским запахом.

Наряд, в смысле вкуса, оставлял желать лучшего: желтый балахон с вышитыми цаплями и лягушками, дополнялся красным ночным колпаком с бумбончиком. Бумбончик то и дело падал, закрывал то правый, то левый глаз, и старику приходилось вскидывать голову, чтобы убрать надоедливый шарик. Седая борода, любовно заплетенная в косички, спускалась ниже пояса и шевелилась сама по себе, без участия ветра. Еще раздавалось какое-то потрескивание, словно искрила неисправная розетка, или я искры пускал.

Из любой толпы его выделяли горящие зеленым сигналом светофора глаза. Вот этими полыхающими очами он и обвел нашу небольшую компанию, задержал взгляд на Железере. Тот съежился под взглядом и попытался пройти сквозь стену, но стена оказалась упорной и несговорчивой, так что все его усилия пропали втуне. Настала немая сцена, очень беспардонно прерванная словами нашей хозяйки.

— Дедушка, вы ошиблись, и ваше купе дальше по коридору. У нас все места заняты! — сказала Маргарита Павловна — И мой вам совет — прекращайте курить, у вас и так глаза зеленые.

Причем здесь курение и светящиеся глаза, я до сих пор не могу понять, но хозяйка старше и ей виднее. Резкие слова оторвали нежданного гостя от любования Железером, и он медленно шагнул к нашему спутнику, не отводя зеленых перископов от намеченной цели.

— Отец, ну куда ты намылился, тебе же громко и по-русски сказали — мест нет, и не предвидится, может помочь найти купе? — Семен Алексеевич умел быть строгим, когда нужно, а тем более, когда исчезла надежда на сокращение дороги путем братания и распития.

Старик в балахоне не обратил внимания на слова Семена Алексеевича и продолжал надвигаться на съеживающегося Железера. Потом негромким голосом зеленоглазый старец что-то непонятное пробормотал, и пришло ощущение дискомфорта.

— Гарам, туавринот кохдан!

Маргариту Павловну зеленоглазый старик отодвинул в сторону, как надоедливую мушку, и та остолбенела с открытым ртом. Заодно волна оцепенения накрыла и нас, я застыл на коленях у Пашки, не в силах пошевелить кончиком хвоста.

Поезд въехал в тоннель, в купе потемнело, вспомнились безлунные весенние ночи, когда моим песням внимали благосклонные слушательницы, а затем благодарили, как могли. Порой случались и неблагодарные слушатели, что не в силах оценить моих блестящих вокальных данных, так и норовили запустить чем-нибудь тяжелым.

— Кароноат, грундерон тарован, — послышался жалобный голос Железера.

Светящиеся глаза продолжали движение. В зловещей тишине, разбавленной стуком колес, в купе творилось что-то непонятное, и даже мое хваленое зрение, не могло что-либо прояснить.

— Харутим тосгеан тожданро!!! — послышались гортанные слова, затем возник глухой звук удара, и в это время я почувствовал, что хвост обрел подвижность.

Ни мгновения не сомневаясь — правильно поступаю, или лучше сидеть тварью дрожащей, я прыгнул на странного визитера и ударил его лапой. Вернее собирался ударить, так как в полете вновь напало оцепенение и, лишь слегка зацепив когтем за какой-то шнурок, я плашмя шлепнулся на пол.

Металлически дзенькнуло, вновь пахнуло ледяным холодом и кислотные глаза исчезли. Вмиг посветлело и оказалось, что мы давно уже выехали из тоннеля и… поезд застыл на месте, так как стука колес я не слышал, и картинка за окном не менялась.

В окошко купе заглянуло солнце, обозрело открывшуюся картину и стыдливо спряталось за облаком. Желание подвинуть солнце и спрятаться вместе с ним возникло и у меня, когда увидел, что осталось после визита старика в желтом балахоне. Маргарита Павловна и Семен Алексеевич застыли в позе, в какой их оставил загадочный визитер.

В купе шевелились обалдевшие глаза Пашки, мой хвост и борода Железера, которую обмакнули в красную краску. Краска оказалась кровью, что вытекала из-под торчавшей в груди рукояти кинжала. Стальной зуб переходил в короткую ветку, которую обвивала небольшая змея, в зубах гада блестел круглый шарик с выбитым орнаментом. Казалось, что змея пытается проглотить шар, и по рубиновым глазкам нельзя сказать, что он ей по вкусу. Судорожные вдохи Железера придавали гадине живой вид, и я на мгновение застыл в ожидании, что она бросится на меня, выплюнув надоевший шарик.

— Дядя Железер, а что произошло? Куда этот старик подевался? Мама! Папа! Что с ними, почему они не шевелятся? — волна вопросов захлебнулась, лишь только взгляд Пашки упал на рукоять. — Дядя Железер, вам в больницу надо, сейчас я за проводницей сбегаю.