Амулет (Потревоженное проклятие)

Неожиданно я услышал свое имя. Кто-то негромко позвал меня, раз, другой… Я повернулся к дороге — у обочины стоял огромный, черный, раскошный «Зим», сверкая никелированными деталями корпуса, за рулем сидел Паганель в своем наваррском берете, и сигналил мне рукой — иди сюда!

Я подошел к машине.

— Сережа! Что же вы, я вас минут пять зову! — раздраженно бросил Паганель, открыл дверцу: — Садитесь скорее, нас уже ждут!

«Ну вот, я так и знал!», — тревожно подумал я, усаживаясь на мягкое кожаное сидение: «Выходит, все же мы поедем к покупателю! Эх, Слепцов-то не успеет перекинуть своих орлов!».

Машина, тихонько фырча, стрелой понеслась в сторону Ленинского проспекта. Мы переехали залитый огнями проспект, нырнули в какую-то улочку, ведущую в сторону Донского монастыря, покрутились между домами, в полной темноте — фонарей здесь не было. Наконец широкий «Зим» протиснулся, по другому и не скажешь, через узкую подворотню в какой-то дворик, и остановился. Приехали!

Паганель вышел из машины, я последовал за ним, и пока он запирал двери и включал сигнализацию, украдкой огляделся. Было тихо. Узкий двор-колодец упирался в глухую стену большого кирпичного старого здания. Дома вокруг стояли темные, пустые. Выбитые окна смотрели на меня слепыми черными провалами, словно многоглазые обглоданные черепа каких-то жутких зверей. Я поежился — сейчас меня тут грохнут дубиной по затылку, и поминай, как звали!

— Пойдемте, Сережа! — позвал Паганель, и мы двинулись к темному подьезду одного из домов.

— Вы не бойтесь! Весь этот антураж… — Паганель кивнул на развалины вокруг: — …Для конспирации — наш покупатель осторожничает, его можно понять — риск велик!

Я кивнул, мол, понимаю, а у самого на душе заскреблись кошки — прощай, жизнь! Так мне и надо, дураку! Нет, чтобы жить потихонечку — теперь поздно, теперь только одна надежда: что Слепцов не подведет, сработает нормально…

Выбитая подъездная дверь валялась на земле. Паганель вошел в проем, но пошел не вверх, а вниз, в подвал. У меня тревожно екнуло сердце.

— Максим Кузьмич! Я боюсь! — твердо сказал я, остановивишись наверху крутой, грязной лестници с осклизлыми ступенями, ведущей в кромешный мрак подземелья.

— Сережа! Перестаньте! Я вас всегда считал очень отважным молодым человеком, в отличии от большинства ваших… м-м-м…сверстников! Смелее, спускайтесь! Нам нельзя опаздывать — покупатель по-просту уйдет! В конце концов, вы же заинтересованы в том, чтобы сделка состоялась!

Я кивнул, и начал спускаться, оскальзываясь на выщербленных ступеньках. Паганель зажег фонарик, тусклый желтый луч метнулся по стенам подвала, выхватил на миг какие-то трубы, деревянные строительные козлы, железные бочки, заляпанные краской, в углу…

«Тяни время!», — забилась у меня в голове мысль: «Слепцов наверняка поехал за нами, сейчас он и его ребята где-то поблизости! Тяни время! Пусть фээсбэшники успеют что-нибудь придумать!».

Мы — Паганель впереди, я за ним, шли по подвалу, переходя из помещения в помещение. Сильно пахло сыростью, канализацией, какой-то кислятиной и мокрой землей. Низкий потолок оброс паутиной, и качающемся свете фонарика казалось, что это поземные чудовища тянут к нам свои белесые щупальца.

— Сережа! Где вы там? Нам сюда! — позвал Паганель, с ужасным скрежетом поднимая ржавую крышку люка в углу, у бетонной стены, на которой фонарик на секунду высветил какие-то символы, нарисованные черной краской. Промелькнули железные ступеньки — вниз вела лесенка без перил. Паганель уже спустился, я снова замер сверху:

— Максим Кузьмич! Посветите, пожалуйста, я ничего не вижу!

Пятно света прыгнуло на ступени, я очень-очень медленно спустился, спросил:

— Далеко еще?

— Да нет! Еще примерно столько же!

Паганель был абсолютно спокоен, словно мы не пробирались через катакомбы, а сидели и разговаривали у него в кабинете. Думаю, если бы я почувствовал фальш в его голосе, то сломя голову убежал бы, бросив все… А так — я продолжал идти, словно во сне: шаг, другой…

Спустившись по лесенке, мы попали в узкий, очень грязный коридор, ведущий в двух направлениях. По-моему, по полу даже тек ручей, по крайней мере, где-то журчала вода, а под ногами что-то блестело…

Минут через пять или десять — во времени я ориентировался плохо — мы дошлепали по грязи до подземного перекрестка. Коридор, по которому мы шли, встречался с другим, гораздо шире и выше. Если до этого у нас над головой был сырой, почерневший бетон, то свод большого тоннеля, в который мы вышли, был сложен из красного, потемневшего от времени, местами выкрошевшегося кирпича. Паганель уверенно свернул влево, и мы зашагали дальше.

Судя по времени, мы уже давно вышли из-под того двора, в котором Паганель оставил машину, и приближались теперь к улице Орджиникидзе…

Тоннель все время поворачивал, и хотя пол тут был суше, чем в маленьком коридоре, воздух, сильно увлажненный и холодный, заставлял меня кутаться в бушлат. А может быть, меня по-просту знобило от страха?