Амур-батюшка (Книга 1)

- Я тебя уважаю. Я все знаю и никому не скажу. Я сон видел, таинственно заговорил мужик, - будто пошел я ловить калуг, а на прорубях заместо рыбы...

На огороде ходили Спирькины жеребята. Молоденькая кобыленка подошла к перегородке и потянулась к Иванову жеребцу. Буланый задрожал и, раздувая ноздри, стал обнюхивать ее. Кобыленка жадно тянулась трепетными губами к его морде.

- Смотри, кони милуются. Жеребенок, а покрыться хочет, - перебил Иван.

- Это тебе мерещится все! Не покрыться, а жеребенок просто играет... Глупости все на уме...

Иван проворно слез, вспугнул жеребенка, с жестокостью ударил жеребца кнутовищем по морде и опять лег в розвальни.

- Ты шибко пьяный сегодня, - сказал Иван Спирьке. - Чего городишь - я не пойму. В другой раз потолкуем. Ну, будь здоров!

- И тебе не хворать, - снял шапку Шишкин.

Иван погнал коней.

Едва поравнялся он со Спирькиной избой, как из ворот выбежала Дуня. Увидевши коней, она ахнула и замерла.

- Ты чего, плясунья, ахнула?

- Маленечко вам дорогу не перебежала.

- Смотри, а то я бы тебя бичом, - проезжая, весело молвил Иван. "А ведь славная девчонка подрастает", - подумал он.

Через два дня, где верхом, а где вброд, бросив по дороге розвальни и навьючив тюки на коней, Бердышов с трудом добирался к Уральскому.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Федор решил, что сейчас самое время съездить к лавочникам и что они после драки с Егором станут покладистей. "Хоть с Егоровых кулаков разжиться".

В Бельго он заехал к Удоге, но того дома не оказалось. Айога ушла утром в дальние фанзы, а старик был на охоте. Соседи его не выражали гостеприимства и почему-то враждебно смотрели на Федора. "Узнали теперь все, твари, про мылкинскую ловушку!" - подумал он.

Не хотелось Федору сразу заезжать к торговцам, но деваться было некуда. Чтобы дело повести как полагается, в лавку следовало бы зайти невзначай, даже будто нехотя.

Удрученный, тихо ехал Федор по деревне по направлению к лавке. Вдруг из какой-то фанзы вышел высокий молодой гольд с непокрытой, наполовину выбритой головой и, покачиваясь, пошел ему наперерез.

- Здрасту! - застенчиво улыбаясь, молвил он.

- Здравствуй! Ты какой здоровый детина, а какой стеснительный! Тебе если чего надо, так говори смелей.

- Меня знаес?

- Конечно, знаю! Апчих, что ли, тебя зовут?

- Уй-уй-уй, - удивился гольд. - Как знаю? Моя Гапчи... Уй! Черт тебе знает, как тебе помню все... Уй-уй-уй!.. - радостно засмеялся он тоненьким голоском. - Ты у Удоги гостил, тот раз приходил?

- Гостил.

- Моя тятька Хогота знаешь? Который медведя показывал...

- Знаю, знаю.

- Потом ты как раз был, на охоту ходил с Савоськой в компании...

- Ходил и на охоту.

- Ну, конесно, мы знакомы. Здрасту, - протянул Гапчи руку. - Нам пойдем?

- Зачем?

- Гости нам пойдем. У нас водка есть... Мясо тоже. Вон тот наш дом, там моя отец, моя баба есть.

Федор завернул к фанзе. Выпить водки, хорошенько поесть, завести знакомство с гольдом - все это было кстати. Федор вспомнил, что вражда между Мылками и Бельго шла из-за жены Гапчи, украденной им у соседей. Барабанов желал узнать все подробности.

Хогота, отец Гапчи, седоусый, приземистый, с красными, воспаленными глазами, радушно встретил Федора. По-русски он разговаривал лучше сына.

- Ну, как живете? Как с лавочниками обошлось дело? - спрашивал Федор.

- Ладно обошлось, помирились... Конесно, еще заботу имеем.

- Слышь, а где же Григорий?

- Тадяна, Тадяна!.. - крикнул Гапчи.

Вошла толстая молодая гольдка, с лицом белым и румяным, как у русской купчихи. Она стала подавать кушанья.

- Моя баба! - с восторгом воскликнул Гапчи. - Че тебе, нравил такой баба? Ей морда белый-белый... Правда? Че сказес?

Гапчи заговорил с гольдкой по-своему. Тадяна остановилась на свету и с лаской смотрела на мужа своими черными, чуть навыкате, маслянистыми глазами.

- Ну как? - снова обратился молодой гольд к Федору.

- Чего же! Славная...

- Моя шибко нравил, - Гапчи радовался, как ребенок, глядя на жену. Такой другой нету, ага?

- Ты давно женился? - спросил Федор, делая вид, что не знает про вражду двух стойбищ.

- Ой, Федор! - вздохнул старик. - Он ее как брал-то! Увозом женил, таскал...

Хогота стал жаловаться на сына.

- А моя охота нынче хорошо ходил, - перебил Гапчи. Он стал приносить шкуры лис, выдр, рысей, соболей.

Гапчи старался показать, что счастлив; он хвастался всем, что имел: женой, добычей, оружием. Потом стал приводить охотничьих собак. Он, должно быть, радовал всем этим и самого себя.

Когда хвастаться стало нечем, Гапчи сник и повесил голову.

- А я бы на твоем месте не стал мириться. Ну их к чертям! - говорил Барабанов. - Мне, знаешь, эти мылкинские не нравятся.

- Нельзя, Федор, надо. Такой у нас закон.

Гапчи встрепенулся. Он поднялся, ушел в угол, сел там подле жены и обнял ее. Супруги о чем-то заговорили.

- За нее почему бы и не дать выкупа, кабы люди-то хорошие были. Баба славная. Опять же у вас закон.

- Не знаю, что будем делать, если много запросят, - задумчиво говорил Хогота.

- Моя баба всем нравил. Только отец че-то сам не знает - нравил ему моя баба, нет ли! - вдруг с раздражением заговорил сын.