— А где же Анна? — спросила Глаша.
— Она с Варей ушла, в Приамурск. Поплакала и пошла.
Глаша вошла в комнату и присела на табурет.
— Читаете? — спросила она, глядя на разложенные на столе выпуски, и в голосе ее Павке почудилось ехидство.
— Читаем, — вызывающе ответил Павка.
— Про Сюркуфа читаете?
— Про Сюркуфа читаем.
— Может, и мне дадите почитать? — вдруг спросила она совсем просто, обыкновенным голосом.
— Почитайте. — Павка протянул Глаше один из выпусков.
Она, оправив платьице, принялась читать.
Павка смотрел на нее в упор, но она не поднимала глаз. Она читала, шевеля губами, и перелистывала страницу за страницей. Тогда Павка тоже взял книжку и сел за стол напротив девочки. Долгое время они читали молча. Вдруг коптилка стала чадить, дохнула раза два черным дымом и погасла.
— А у меня керосину нет, — сказал Павка.
— И у нас нету, — услышал он из темноты Глашин голос.
Они помолчали.
— Я спать ложусь, — сказал через некоторое время в темноте Павка.
— И я легла.
— Тебе не холодно, Глашка? Держи бушлат. Поймала?
— Спасибо, поймала, — сказала Глаша.
Наступила тишина.
Павка слышал тихое Глашино дыхание.
Где-то далеко в ночи вдруг протрещало несколько выстрелов, и все смолкло.
— Что это, Павка, стреляют? — испуганно спросила Глаша.
— Ясно — стреляют, а не горох катают.
После короткой паузы Глаша сказала:
— А мне все... Гаврилов мерещится... и солдаты... Они в могилу его закопали, да?
Павка промолчал.
— Ты спишь, Павка?
Павка молчал.
— Ну, и я сплю, — совсем уже сонным голосом сказала Глаша. — Вы только не деритесь, а то я вам все волосы повыдергиваю.
Не получив и теперь ответа, Глаша заснула.
На следующий день Павка и Глаша проснулись поздно. День стоял пасмурный, серый, за окном моросил мелкий осенний дождь. Павка оделся, умылся, подождал, пока умоется Глаша, взял ведро с рыбой и сказал, как хозяин:
— Ну, что ж, Глашка! Бери нож, чисти рыбу, вари обед. А после приберешь дом. У меня каждый день палуба моется.
— Тю-у, — сказала Глаша, вытирая мокрое лицо полотенцем. — Что — я к тебе в кухарки нанялась? Сам вари обед.
— Глашка! — грозно крикнул Павка.
— Павка! — звонко ответила девочка, глядя на Павку в упор.
— У, бесстыжие твои глаза! — рассердился Павка. Он взял нож и стал чистить рыбу.
Чешуя, искрясь, разлеталась по всему полу. Он рубанул по хвосту — и рыбий хвост полетел далеко в сторону. Он хватил ножом по рыбьей голове — и рыбья голова, словно живая, запрыгала по полу. Он вспорол рыбе брюхо — и оттуда вывалились на табурет розовые и коричневые потроха.
— Котелок! — скомандовал Павка.
Глаша принесла чугунный котел и поставила его на пол.
— Воды! — крикнул Павка, кидая рыбину в котелок. Глаша взяла ведро и молча подлила в котел воды.
— Растопляй печку! Живо! — продолжал командовать Павка.
— Сам растопляй! — ответила дерзко Глаша.
— У, негодная! — замахнулся Павка на девочку.
— Попробуй, тронь, — нос откушу, — прислонившись к стене, сказала Глаша таким голосом, что Павка понял: она действительно может кинуться на него и откусить нос.
Он что-то пробурчал и, взяв полено, принялся колоть его ножом. Щепки, золотистые, пахнущие смолой, весело разлетались во все стороны.
— Может, растопишь печку? — спросил Павка уж более мирно. Глаша молча стала собирать щепки и укладывать их в печурку. Вдруг Павка больно хватил ножом по пальцу.
— Ай! — вскрикнул он и сунул палец в рот. Рот сразу наполнился горячей липкой кровью. Павка сплюнул и снова взял палец в рот, но кровь все текла, не унимаясь.
Глаша чиркнула спичкой, и в печурке разгорелся яркий огонь. Павка еще раз сплюнул и посмотрел на палец. Порез был глубокий. Кровь так и текла.
— Да ты порезался? Вот неловкий какой. А еще хвастается: «Я, я. Я капитаном буду, гоголем по Амуру пройду». Покажи сюда палец.
Глаша зачерпнула в кружку воды и промыла ранку. Она поискала глазами чистую тряпку, но чистой тряпки нигде не было видно. Тогда она оторвала зубами кусок нижней юбки и крепко перевязала Павкин палец.
— Сиди уж, недотепа. Я сама, — презрительно сказала Глаша и, с трудом подняв котел, поставила его на печурку. — Ничего, до свадьбы заживет, — добавила она.
— Уж не на тебе ли я буду жениться? — ехидно спросил Павка.
— А может, и на мне, — спокойно ответила Глаша, изо всей силы раздувая огонь в печурке.
— На тебе? — рассмеялся Павка. — Косички крысиные.
Глаша обернулась, хотела еще что-то ответить, но увидела, что кровь капает с пальца через повязку на пол. Тогда Глаша оторвала еще один кусок нижней юбки, подошла к Павке, взяла его руку, перевязала палец еще раз сверху, туго затянула его и сказала:
— Знаете что? Сегодня не будемте ругаться. Вы раненый, у вас кровь разыграется, не остановить будет.
И она отвернулась к печурке, на которой уже вскипала уха, варившаяся из пойманной и освежеванной Павкой рыбины.