Амурские ребята

Вот и сарай. Ворота его заперты. На них висит тяжелый чугунный замок.

«Вот несчастье! — подумала Глаша. — Наверное, купили дров на зиму и теперь запираются...»

Вдруг ворота сарая зашевелились. Замок отъехал в сторону, ворота открылись, и на двор вышла девочка лет четырнадцати, очень грязная, одетая в какие-то лохмотья, черноглазая, черноволосая и смуглая. На ногах у нее были стоптанные туфли на высоких каблуках.

— Тебе чего здесь надо? — удивленно спросила девочка Глашу.

— А ты что здесь делаешь? — в свою очередь спросила Глаша черноглазую девочку.

— Я-то здесь живу. А ты?

— А я здесь тоже живу.

— Врешь, — сказала черноглазая. — Я тебя не видала. Ты где христарадничаешь?

Глаша не поняла вопроса и удивленно посмотрела на девочку.

— Ну чего глаза выпучила? — продолжала девочка. — Где, говорю, христарадничаешь?

— Я не понимаю, что ты говоришь, — сказала Глаша.

— Фью! — свистнула девочка звонко, как мальчишка. — Да ты новехонькая! Ну, где милостыню просишь?

— А я... я совсем не прошу милостыню, — сказала Глаша.

— Так ты что же? Домушничаешь? Стрёмишь? Карманничаешь?

Это был уж совсем воровской язык, и Глаша ничего не поняла.

— Откуда же ты взялась? — удивленно спросила черноволосая и подошла к Глаше поближе. — Тебя как звать? Ты чья? Чем промышляешь? — закидала она Глашу вопросами. Глаза у незнакомки стали любопытные и так сочувственно глядели на Глашу, что она рассказала ей о хозяйке, о потерянных деньгах...

— Так это, значит, у тебя их Николка Костыль вытащил. Хвастался, что девчонку обчистил, — сказала девочка. — Ловко. Так ты, значит, хозяйку ножом? Молодец!

В голосе новой Глашиной знакомой послышалось уважение.

— Что ж, если тебе негде ночевать, пойдем...

— Куда?

— Да в сарай же! Тебя как зовут?

— Глашей. А тебя?

— Мальвиной, — гордо сказала девочка и тряхнула своими черными кудрями.

В сарае во всех углах лежало какое-то тряпье. По середине стоял большой стол. На столе валялись бутылки, деревянная нога, сапог, рыжий парик, краюха хлеба, несколько свечей. Глаша невольно шагнула к столу и посмотрела на хлеб.

— Ты что — голодная? — спросила Мальвина. — Ешь.

Глаша с жадностью стала есть хлеб.

— Ишь ты-ы, — протянула Мальвина, — несладко тебе жилось у хозяйки. Ну что ж. Вот наши от всенощной придут, я тебя пристрою.

— Куда? — спросила Глаша, прожевывая хлеб.

— Увидишь, — загадочно ответила новая Глашина знакомая. Она воткнула свечу в горлышко пустой зеленой бутылки и зажгла ее. В углах зашевелились огромные черные тени, поползли по стене.

— Жизнь у нас привольная, вольготная, — сказала Мальвина, потягиваясь. — Живем — не тужим.

«Какая может быть у тебя привольная жизнь, — подумала Глаша, оглядывая Мальвину, — если у тебя даже платья нету?»

— Надену в воскресенье новое платье, — словно отвечая на Глашины мысли, продолжала Мальвина, — в кино пойду — Гарри Пиля смотреть, Мэри Пикфорд. Ты знаешь, в нее влюбился граф. Такой богатый, на своем собственном автомобиле ездит, а она грязная-прегрязная... замарашка. Он купил ей серебряное платье, — мечтательно рассказывала Мальвина, — все вышитое жемчугом, и повел ее в сад. Он ей вот такой букет цветов подарил, — показала девочка, — а потом привез в красивый, белый дом. И они стали ужинать... ужинали-ужинали, и она ела и ела, — видно, голодная была, — а он только тырк вилкой — и отбросит. Тырк вилкой — и отбросит.

Вдруг она прислушалась.

— А вот и наши собираются, — сказала она. — Сядь в уголок и молчи, пока не позову.

Глаша села в уголок на груду серого тряпья.

Вошел несчастный, хромой старик, весь согнувшийся в три погибели, опиравшийся на две палки. На глазах у него были черные очки. Вошла старуха, похожая на бабу-ягу, — такой всегда представляла ее себе Глаша. У нее изо рта торчал длинный зуб, а глаза были выпученные, словно висели на ниточках. Вошел мальчик на костылях, в рваных штанах, из которых торчала розовая голая коленка. Вошла молодая женщина с грудным ребенком, завернутым в одеяло.

Она размахнулась и вдруг бросила ребенка в угол.

— Убьется! — крикнула Глаша и кинулась к ребенку. Он лежал тихо, не шевелился. Глаша подняла его на руки и вдруг поняла, что это вовсе не ребенок. В одеяле было завернуто полено.

— Это что такое? — услышала Глаша голос над самым ухом, и чья-то рука взяла ее за плечо. Она повернулась и встретилась взглядом с женщиной, кинувшей ребенка.

— Ей ночевать негде, — сказала Мальвина. — Это я ее привела. Ты ее не тронь, Катерина.

— А-а, — протянула женщина. — Глядите-ка, какую девчонку Мальвинка выискала.

Старик положил на стол палки и, совсем не хромая, подошел к Глаше. Чтобы лучше ее рассмотреть, он снял свои черные очки. Подошла к Глаше и старуха с висящими словно на ниточках глазами. И мальчик, отбросив костыли, подошел и стал рассматривать Глашу. Старуха протянула костлявую, коричневую и жилистую руку и взяла Глашу за подбородок.

— Ангельское личико, — прошамкала она, — глазки голубенькие, — каждый подаст, каждый подаст, — повторила она. — Ай да Мальвинка!

— Обижать я ее не дам, — сказала Мальвина.