Матрос принялся слушать музыку. Он слушал внимательно, в такт притопывая ногой и барабаня пальцами по столу, потом он слепил хлебный мякиш в шарик и стал катать его по салфетке. Шкаф играл бесконечно; захлебывался, хрипел, останавливался, кашлял и снова играл грустный романс. Вдруг Митроша, не глядя на Павку, стал говорить тихо, будто говорил сам с собой.
«Чего это он?» подумал Павка. Лицо веселого Митроши стало серьезным. Он смотрел в окно, на Амур, кативший к морю свои синие волны, на катер с японским флагом, пересекавший реку, и словно вспоминая все по порядку, говорил, говорил, говорил... Хозяин несколько раз заводил свой пузатый шкаф, шкаф надрываясь играл все новые и новые мелодии, а Павка не отрываясь слушал Митрошу, потому что то, что рассказывал Митроша, было куда интереснее собственных Павкиных приключений и даже похождений пирата Сюркуфа...
Когда «Гроза» ушла с базы, матросы решили прорваться из окружения японцев. Двое суток они не спали, корабль шел вперед и вперед. Буруны захлестывали нос корабля и покрывали всю палубу мелкой водяной пылью. Кругом матросы видели суровые сопки и каждый час ждали, что вот-вот спрятавшаяся японская артиллерия откроет по кораблю огонь. Но двое суток японцев не было ни видно, ни слышно. На третьи сутки Петр решил дать непродолжительный отдых команде. У деревни Мартыновки «Гроза» стала на якоре. У подножия сопки светились огоньки. Команда спала у своих боевых постов не раздеваясь. Вдруг среди ночи загудела земля. Рядом с кораблем из реки поднялся черный фонтан воды и с грохотом обрушился на палубу.
— Тревога! — закричал Петр.
Вскочили спавшие матросы. На баке горнист играл тревогу. Петр скомандовал:
— Открыть огонь!
Засвистели дудки. Илюшка круто развернул башню на сопки, и орудие с грохотом выплюнуло снаряд.
— Пулеметный огонь! — скомандовал Петр, и пулеметы застрочили по берегу, по японцам. В этот момент что-то с силой ударило прямо в корабль. Весь корабль задрожал. Снаряд угодил в рулевое управление. Корабль стал неподвижным.
Боясь проронить хоть одно слово, Павка слушал Митрошу. Он глядел на него широко раскрытыми глазами. А Митроша, не глядя на Павку, продолжал рассказ о «Грозе».
На палубу дождем падали комья земли и скользкого ила. Падали осколки снарядов, гудела река, гудели все сопки, бои продолжался без перерыва три часа. Из машинного отделения выскочил Косорот и тоже кинулся к пулемету. Наконец в башнях не стало снарядов. Драться с японцами было нечем. Многие матросы были ранены, некоторые убиты. Несколько матросов с винтовками лежали у борта корабля под прикрытием, они ждали врага.
Петр понял, что дальше драться бесполезно. Корабль разбит, японцев во много раз больше, чем матросов. Надо уходить в тайгу. Он приказал брать пулеметы на плечи, патроны; остальное кидать в воду, чтоб не досталось японцам. Митрошин медведь выполз на палубу и стал лизать руки Митроше.
— Эх, Михайло Потапыч, Михайло Потапыч, — сказал Митроша, гладя его лохматую голову. — Скучно тебе здесь оставаться, ты японского языка не знаешь. Возьму-ка я тебя с собой.
Ни одного выстрела больше не было слышно. Наверно, японцы уже садились в шлюпки и плыли к кораблю. Кому-нибудь одному надо было остаться и прикрыть отход наших шлюпок. У пулемета вызвался остаться Илюшка... на верную смерть.
Косорот взвалил на могучие плечи пулемет и сошел в шлюпку. Когда шлюпки отвалили от «Грозы», стал накрапывать дождь. Матросы сидели в шлюпках молча, крепко сжав в руках винтовки. Они всматривались в темноту, где остался корабль, их корабль, с которым они сжились как с другом и на котором столько пережили и хорошего и плохого.
Вдруг раздалась длинная очередь пулемета. Матросы вздрогнули, но Петр сказал:
— Это Илюшка туманит японцев.
Гребцы налегли на весла. Дождь усилился. Струи воды текли по лицам и бушлатам.
Пулеметная очередь вдруг прервалась. Из темноты донесся глухой стук, вскрик. Все смолкло.
«Значит, Илюшку убили? — с ужасом подумал Павка. — Как же Варя без него будет?»
Но он не посмел спросить Митрошу, а матрос, глядя в сторону, продолжал рассказ.
Носы шлюпок врезались в берег.
Петр и Косорот сняли бескозырки и сказали:
— Прощай.
Они прощались с родным кораблем.
Несколько минут все стояли на берегу молча, поджидая Илью. Но ничего не было слышно. Далеко за сопками начал маячить рассвет. Петр нахлобучил на голову бескозырку и тихо приказал:
— Марш.
Стараясь шагать как можно тише, хлюпать сапогами по мокрой глине как можно меньше, матросы исчезали во тьме, в мохнатой тайге, близко пододвинувшейся к берегу.
К рассвету они отошли уже так далеко от реки, что никакие снаряды их достать не могли.
Митроша умолк. Пузатый шкаф играл снова «На сопках Маньчжурии». Павка хотел спросить, как добрел до города Митроша и что делает Петр в тайге, но не посмел. Митроша катал по скатерти хлебные шарики, потом постучал ложечкой по стакану. Размахивая салфеткой, подскочил половой.
— Получи, — сказал ему Митроша и заплатил. — Михал Потапыча накормили?
— Накормили-с, — угодливо сказал половой. — Очень довольны-с, урчат-с...