Амурский сокол. Путь Воина

В Верхне-Благовещенске Никодим, первым делом, направился к церкви. Местный батюшка вник в положение мужчины. Подсказал, кто из прихожанок недавно родила, и которая из них не откажется накормить голодного ребенка.

– У Марьюшки доброе сердце. Иди к ней. Ее дом по правой стороне, приметный. Сразу увидишь. С голубыми наличниками. Иди! Бог с вами!

– Благодарствую, батюшка!

Никодим взобрался на лошадь, батюшка подал ему корзину с ребенком и сказал на прощание:

– Богоугодное дело творишь, Никодим. Дай Бог силы тебе и ребенку выдержать это испытание.

Долго еще стоял местный поп у церкви, посылая крестные знамения в сторону всадника, читая «Отче наш».

Действительно, лошадь Никодима привела его прямиком к приметному дому. В этом была своя причина. У дома, раскрашенного в разные цвета, преимущественно в голубые и белые, стояла запряженная бричка с вороным конем, который заржал при виде лошади Никодима. Он даже сделал попытку приблизиться, но повод, привязанный за кольцо, прибитое к одному из столбов резных ворот, дал ему лишь повернуть голову. Конь, недовольно фыркнув, стал бить копытом об землю.

– Ну, чем ты ещё недоволен, Уголёк? – послышался возглас и из ворот вышел смазливого вида молодой мужчина в картузе и цветастой косоворотке.

– Да это он при виде нас так… – пробасил Никодим, слезая с лошади. Он степенно подвёл лошадь к другому столбу, неторопливо привязал, не выпуская из сгиба локтя корзину с ребёнком, затем повернулся в сторону церкви, перекрестился и спросил с любопытством разглядывающего мужчину:

– Хм-м… Марья здесь проживает?

– Да, здесь, – сказал мужчина, с ухмылкой кивнув в сторону дома, и потёр заалевшую щеку. – А ты кто будешь? Чего надобно от Марьи?

– А ты, стало быть, муж Марьи?

– Нет, какой я муж?! Нет у неё мужа. Был, да сплыл.

Мужчина одернул рукава, расправил складки косоворотки, затянутой тонким чёрным кожаным поясом, потуже надел картуз и сказал подбоченясь:

– Меня зовут Василий – приказчик купца Афанасьева. Слыхал про такого?

– Ну, тогда посторонись приказчик! У меня дело к Марьюшке. А до твоего купца у меня дела нет, тем более до тебя.

– Но, но, но! Как ты разговариваешь? Муж-жик! – воскликнул надменно приказчик и замахнулся плеткой.

Никодим молча схватил Василия за ухо и отодвинул в сторону. Тот заверещал, стал биться в руке, удерживающей его чуть ли не на весу.

– Ой, ай, ой! А-аа! Пусти! Я пошутил!

Никодим отпустил и, даже не взглянув на приказчика, вошёл в калитку. Деликатно постучал в дверь сгибом среднего пальца. Из-за двери послышался грудной женский голос:

– Василий?! Опять ты? Уходи! Иначе опять получишь…

– Извиняйте, хозяюшка. Это не Василий. Он ушёл.

– Ой! А кто там? Заходите!

Никодим зашёл в дом, поклонился хозяйке.

– Здравствуйте, Марья!

– Здравствуйте… – сказала миловидная женщина лет двадцати пяти, повернув голову в сторону входящего.

Ее можно было бы назвать красивой: умеренная полнота, характерная для только родивших женщин, ей очень шла. Черноволосая, чернобровая, с полными вишневыми губами, почти чёрными глазами – настоящая казачка. Красоту ее слегка портили лишь глаза, вернее один глаз – правый, который слегка косил при взгляде влево. Марья держала в руках ребенка и кормила грудью. Стыда при этом не чувствовала – нет ничего краше материнской любви к своему дитё.

– Марья, я к вам с поклоном от батюшки и с просьбой…

– Благодарствую! А что за просьба?

В этом время захныкал, затем заплакал ребенок в корзине. Марья удивленно встрепенулась. Никодим слегка приподнял корзину и сказал:

– Вот это и есть моя просьба. Сереженька остался без матери. Очень есть хочет. Голодный уже полдня…

– Так давайте его ко мне. Не знаю куда молоко девать. Моей Дарьюшке этого много – приходится сцеживать в крынку. Давайте…

Никодим поставил корзинку на стул и уставился на плачущего Сереженьку. Заметив его нерешительность, Марья уложила Дарью в люльку и сама подошла, обнаружив в себе довольно высокий рост – почти до плеч Никодима.

– Вот что, папаша, – сказала недовольно Марья, взглянув на ребенка в корзине. – Вы совсем за ним не смотрели, что ли?! Он же мокрый. Неужели не чувствуете запаха?!

– Дык, это…

– Вот что, папаша, – повторила Марья, перейдя на «ты». – Иди, погуляй пока. Мы тут сами разберемся.

Никодим, смущенно кланяясь, попятился, спиной открыл дверь и, выйдя во двор, облегченно вздохнул полной грудью.

Тем временем, Марья принялась за заботу о неухоженном ребенке. Сначала обмыла его теплой водой, выкинула тряпки и, завернув в чистые пеленки, дала грудь. Ребенок довольно зачмокал и с голодной жадностью присосался к соску.

– Кушай, кушай, соколик! – сказала Марья, бросив взгляд на свою дочь. Материнское сердце никогда не оставляет своего ребенка.

Покормив мальчика, женщина переложила его к дочери – места в люльке было достаточно. Покачала немного – оба заснули коротким сном грудничков. Через полчаса проснутся и станут снова требовать молока. Марья встала, подошла к зеркалу, посмотрела довольно и, заправляя выбившиеся пряди волос под платок, вышла во двор.