Амузия

Я встречала людей, которые говорят в исключительной тональности, почти поют. Я предпочитаю их прочим, их приятно лицезреть. Речь красит их миллионами оттенков. Максим монохромный. В толпе вы его даже не заметите.

– Олрайт? – начал он засыпать меня безвкусным шумом.

– Я в порядке, как поживаешь ты? – мне хотелось поскорее отвязаться от него, вот-вот начиналось занятие.

Максим ведь поведал вам, что на тот момент у нас уже была близость? Признаться, не могу осмыслить, как это произошло. Он напросился в гости, опьянел бокалом виски и начал меня донимать. Следовало его выпроводить. Мне почему-то стало его жаль. Он такой ничтожный, пустой. Мне захотелось найти в нём что-то. Я не ошиблась, Максим знатный выдумщик. Только фантазия его такая же бесцветная, как и голос. Печально.

Когда всё закрутилось, он начал ко мне привязываться. Не могу понять, почему он продолжает за мной влачиться, ведь, очевидно, мой характер изматывает его. У нас нет совершенно ничего общего. Да, всё дело в этом свойстве. Причудливо, что мы оба угодили под воздействие.

Максим думает, мы были восприимчивы и раньше. Будто гарнитура лишь усилила наши способности. Сомневаюсь. Уверена, это устройство каким-то образом перестроило центры распознавания длины волны в нашем мозгу. Вместо того чтобы вылечить болезни, оно раскрыло перед нами незримый угол реальности. Конечно, мы не сразу осознали, что это. Да и вы по-прежнему не принимаете нас всерьёз. Только это ни капли меня не трогает. Я вижу, а Максим слышит. Мы не сможем вернуться к норме.

Гарнитура была обычной наклейкой, как пластыри для курильщиков. Нам раздали их сразу после приветствия. Дмитрий Андреевич предложил испробовать их на занятии, чтобы понять, исправны ли они. Оказалось, часового упражнения мало, чтобы раскрыть всю мощь этого лекарства. Нам воспроизводили музыку, ставили всевозможные звуки. Многие сказали, что чувствуют изменения. Александр, разработчик этой гарнитуры, утверждал, чтобы полностью излечиться, нужно постепенно закалять мозг. Носить устройство сначала постоянно, чтобы он привык к настройкам, а потом снимать наклейку на час в день, на два. Так через несколько лет мы якобы полностью исцелялись и больше не нуждались в этом костыле.

Изобретатель не осмыслил, что изобрёл. По сути, мы были подопытными кроликами. Не знаю, получится ли повторить наш результат. Даже не уверена, что кто-то среди сотен пациентов с этой гарнитурой получил ту же способность, что и мы.

Жаль, Александр не сможет изучить плоды своего труда. Полагаю, это к лучшему. В такой особенности мало толка, если ей владеют все. В любом случае он мёртв. Его исследования некому продолжить. Мы с Максимом можем лишь пересказать свою историю. Сомневаюсь, что она поможет восстановить хотя бы крупицу гения Шмидта. Это просто слова.

Когда встреча завершилась, мы оставили наклейки за ушами. Я не заметила разницы, мир был бесцветен, это разочаровывало. Хотелось скорее вернуться к Шуберту. Я накинула пальто и собиралась завязать шарф, но Максим выхватил его. Темперамент моего друга иногда бывает крайне утомительным. Должно быть, это юность. Ему едва исполнилось двадцать четыре, хоть и выглядит он взрослым мужчиной.

– Изи, – Максим больше не впадал в истерику, просто поймал мой шарф и взирал на меня с улыбкой. – Какие планы?

– Хотела вернуться к скульптуре. Нужно подготовить цикл к биеннале, – без должного усердия постаралась отмахнуться я.

– Может, погуляем? Сегодня нет дождя, – он выпустил шарф.

– Тебе лучше идти домой, – тогда я ещё не знала, что он расстался с наречённой. Признаться, мне это было безразлично.

– Может, к тебе? – я видела, как Максим старался не использовать привычный жаргон. Это давалось ему тяжело, и я не очень понимала, зачем он так тужился.

– Мне нужно работать, – я тщетно пыталась избавиться от его компании, но он всё равно последовал на улицу за мной и пошёл рука об руку.

– Я провожу тебя, окей?

– Как пожелаешь, – не думаю, что у меня получилось скрыть разочарование. Мне невыносимо хотелось включить музыку. Я не могу долго находиться в бесцветном мире. Это выводит меня из душевного равновесия.

– Я теперь абсолютли фри! – радостно заявил Максим. – Ви броук. Ай мин Аня ушла.

– Мне жаль.

– Почему? – он недоумённо уставился на меня, даже остановился. – Я думал…

Вот тогда это началось. Вся его фигура зацвела невиданными оттенками и стала дробиться. Яркие цветные мазки проступили на его лице, груди, руках и потекли вперёд. Словно мясо отрывалось от кости. Эта переливающаяся масса метнулась ко мне и обволокла плотным туманом.

Максим внезапно озверел. Его лицо внутри цветного сумрака прошила резкая судорога.

– Шат ап! – он сжал кулаки. – Что это за нойз?! Как ты его делаешь? – продолжил реветь Максим, срываясь на хрип, его затрясло. – Шат зе фак ап! – он схватил меня за плечи и встряхнул. – Заткнись, кант! – он сорвал шарф и сомкнул пальцы на моей шее, продолжая издавать безумные вопли.