Б.Г. Гокхале отмечает, что две характерные черты Пуны XVIII века - военно-фискальное происхождение и систематическое использование религии в качестве государственной идеологии - сделали Пуну особым случаем: "В городской истории Индии мы не имеем примеров другого такого большого города с подобным характером. Пуна отражала нравы образа жизни, в котором доминировали брахманические идеи, в гораздо большей степени, чем любой другой город". По оценкам Гокхале, до 10 % доходов пешвы - ошеломляющая сумма - уходило на религиозные учреждения. В меньших масштабах, чем в империи Великих Моголов, конец владычества маратхов в период с 1803 по 1818 год привел к упадку городов. С упадком владычества и потерей притоков в конце века сократился и банковский бизнес. В 1815 году, когда городом еще управлял пешва, Пуна "больше подходит под описание большой деревни, чем города".24 Но тот же источник писал, что в городе был большой базар. Хотя Пуне не суждено было стать неактуальным, она оставалась на грани безвестности в течение многих десятилетий, прежде чем вновь стала административным центром.
Когда Каттак перешел в руки британцев из-под контроля правителей Нагпура, первые европейские посетители этого города Ориссы считали, что город долгое время страдал от обезлюдения и декоммерциализации из-за чрезмерного вмешательства государства.
Гвалиор и Барода, возможно, также пережили подобный период инертности на рубеже XIX века.
Совсем другой порядок возникновения городов был на морском побережье.
Порты: Сурат, Бомбей, Калькутта, Мадрас, Карачи.
Портовые города, как я уже говорил, качественно отличались от внутренних. Они получали средства к существованию от моря, а не от земельного налога или вооруженных групп, управлявших фискальной системой. В равной степени государства, основанные такими группами, не проявляли особого интереса к морю. Большая часть аналитических дискуссий о городских сдвигах упускает этот раскол в характере городов.
Империя Великих Моголов владела портами. Сурат и Хугли были главными портами на рубеже XVIII века. Но порты не были жизненно важным ресурсом для империи. Не были они жизненно важны и для полуостровных государств семнадцатого века. Эти государства хотели иметь выход к морю, но в большинстве случаев его обеспечение было бы слишком дорогостоящим. Их выживание было связано с возделыванием земли внутри страны. К 1800-м годам эта картина изменилась до неузнаваемости. Три портовых города контролировали внутренние районы в военном отношении. Рост населения отражал это значение. К 1760 году Калькутта и Мадрас были намного больше по численности населения, чем большинство индийских городов того времени.
И все же в 1760-х годах их значение как базовых лагерей в завоевательных походах вряд ли можно было предугадать. Когда в конце XVIII века эти города стали участвовать в территориальных кампаниях, они были гораздо крупнее, разнообразнее и космополитичнее как деловые центры, чем их собратья во внутренних районах. Другими словами, колониальное завоевание не сделало их перекрестками торговых путей. Их статус торговых центров обеспечил колониальное завоевание. Такое сочетание богатства, власти и глобальной ориентации было беспрецедентным для региона, как и беспрецедентной была концепция империи, основанной мореплавателями. В XIX веке, когда многие внутренние государства исчезли, дисбаланс усилился. Не только Бомбей, Калькутта и Мадрас привлекали капитал и рабочую силу со всей Индии, но и другие места, где Компания имела твердый контроль и удобную транспортную доступность, также переживали подобный рост. Например, Канпур, Аллахабад, Патна и Карачи росли за счет участия в морской торговле, которая была источником процветания портовых городов Компании. В 1850-х годах большинство крупных индийских торговых и банковских фирм имели базы как в этих местах, так и в одном или нескольких портах.
Ранняя история этих трех портов слишком хорошо известна, чтобы повторять ее в деталях. Карл II получил от португальцев остров Бомбей в 1661 году и передал его Компании семь лет спустя. Вступить во владение новыми владениями было непросто в условиях враждебности со стороны португальских поселенцев и голландской Ост-Индской компании, которой не нравилась эта сделка. Государства на побережье Конкана были слабы по отдельности, но все же могли доставить неприятности кораблям Компании на море. Адмиралы Моголов, сиды и маратхи под командованием Шиваджи угрожали порту. Английская политика бросала неблагоприятную тень на будущее порта (см. главу 5). Вдобавок ко всем этим неприятностям Аурангзеб поссорился с губернатором Бомбея.
Бомбей пережил эти проблемы, но до начала XVIII века он не мог стать сильным соперником Сурата. Только последующий упадок Сурата, который плохо защищался как от нападений маратхов, так и от пиратов, изменил баланс преимуществ в пользу Бомбея.