Анафем

— Ещё одна аналогия, — продолжала Мойра, отпив глоток воды, — была предложена светителем Кондерлином, сравнившим все наборы из двадцати констант, не порождающие сложность, с океаном в тысячу миль глубиной и шириной. Наборы, её порождающие, подобны масляной плёнке в лист толщиной на поверхности этого океана: тончайший слой возможностей, при которых образуется твердое стабильное вещество, пригодное для возникновения вселенных и жизни.

— Мне нравится аналогия Кондерлина, — сказал Пафлагон. — Космосы, в которых возможна жизнь — различные участки этой масляной плёнки. Изобретатели новоматерии придумали способы перемещаться в соседние точки, где материя имеет немного другие свойства. Большая часть созданной ими новоматерии хоть и отличалась от природной, была ничем не лучше. После долгого кропотливого труда теоры научились попадать на те участки масляной плёнки, где материя лучше, полезнее той, которой снабдила нас природа. И, как я понимаю, у присутствующего здесь фраа Эразмаса уже есть мнение о том, из чего сделаны Геометры.

Я настолько этого не ждал, что застыл под взглядом фраа Пафлагона, как пень. Чтобы вывести меня из ступора, он сказал:

— Твой друг, фраа Джезри, любезно поделился твоими наблюдениями касательно парашюта.

— Да, — сказал я, чувствуя, как горлу подкатывает комок. — Ничего особенного. Не так хорошо, как новоматерия.

— Если бы Геометры научились делать новоматерию, они изготовили бы куда более совершенный парашют, — перевёл фраа Пафлагон.

— Или придумали бы не такой идиотически примитивный способ сажать аппараты! — объявил Барб. Все взгляды обратились к нему. Его имени не называли.

— Фраа Тавенер сделал очень дельное замечание, — проговорил фраа Джад, сглаживая неловкость. — Возможно, он скажет нам ещё что-нибудь интересное позже, когда его попросят.

— Суть, если я правильно понимаю, — сказала Игнета Фораль, — в том, что Геометры — все четыре их группы — используют материю, естественную для своих космосов.

— Им присвоили условные названия, — подал голос Ж’вэрн. — Антарктцы, пангейцы, диаспцы и кваторцы.

Первый и, наверное, последний раз ему удалось вызвать у собравшихся смех.

— Названия отдают географией, — сказала суура Асквина, — но...

— На их корабле изображены четыре планеты, — продолжал Ж’вэрн. — Они отчётливо видны на фототипии светителя Ороло. На каждом из четырёх сосудов с кровью, доставленных аппаратом, также изображено по планете. Им дали неофициальные названия по самым примечательным географическим чертам.

— Так что... попробую угадать... на Пангее один большой континент? — предположила суура Асквина.

— На Диаспе, очевидно, много островов, — вставил Лодогир.

— На Кваторе почти вся суша сосредоточена в низких широтах, — сказал Ж’вэрн, — а самая примечательная черта Антаркта — огромный ледяной континент на Южном полюсе, — и, возможно, предвосхищая очередную поправку со стороны Барба, добавил: — Или какой уж там полюс они изображают снизу.

Барб фыркнул.

Могло показаться странным, что член фанатично замкнутой секты богопоклонников, прибывший на конвокс всего несколько часов назад, проявляет такую осведомлённость, но загадка разрешалась просто: Ж’вэрн был на том же брифинге, что и я. Всех прошедших инбрас отвели в калькорий, где несколько фраа и суур по очереди вводили нас в курс дела. Или (говоря более цинично) скармливали нам то, что сочли нужным иерархи. Я только-только начинал понимать, как на конвоксе распространяется настоящая информация.

На какое-то время разговор выродился в пустую болтовню. Я слегка досадовал, пока не увидел, что Пафлагон и Мойра, воспользовавшись передышкой, догоняют остальных едоков. Некоторые сервенты пошли на кухню раскладывать десерт. Только когда мы начали собирать тарелки, разговор возобновился. Суура Асквина, обменявшись взглядами с Игнетой Фораль, кашлянула в салфетку и сказала:

— Хорошо. Как я поняла из того, что мы слышали несколько минут назад, ни одна из четырёх рас не изобрела новоматерию.

— Либо не хочет, чтобы мы об этом узнали, — вставил фраа Лодогир.

— Да, конечно... но в любом случае каждая раса происходит из космоса, повествования или мирового пути, в котором природные константы немного отличаются от наших.

Никто не возразил.

Игнета Фораль сказала:

— Мне представляется, что это почти невероятное и очень важное открытие, и я не понимаю, почему мы не услышали о нём больше!

— Окончательные результаты были получены только на сегодняшнем лабораториуме, — сказал Ж’вэрн.

— И, надо полагать, сразу после этого создали наш мессал, собственно говоря, во время инбраса, — заметил Лодогир.

— Кое-какие намёки прозвучали ещё день или два назад на лукубе, — сказал Пафлагон.

— Тогда и нас следовало поставить в известность день или два назад, — возмутилась Игнета Фораль.

— Специфика лукубов такова, что об их работе рассказывают не так охотно, как о результатах лабораториума, — заметила суура Асквина, ловко исполняя свою роль сглаживательницы конфликтов и всеобщей примирительницы. Джад посмотрел на неё как на «лежачего полицейского» перед своим мобом.