Анафем

Дело происходило за большим столом во владении Шуфа. Мы с Лио, Арсибальтом, Тулией и Барбом склонились над «Внеатмосферными системами вооружения эпохи Праксиса», как патологоанатомы над трупом, и глядели на вкладку. Старинная бумага – настоящая, фабричного производства – была такая хрупкая, что вкладку пришлось бережно разворачивать минут пятнадцать, чтобы не повредить. На ней был приведён детальнейший чертёж космического корабля. Спереди, как и положено у ракеты, располагался головной обтекатель. Всё остальное выглядело невероятно чудны́м. Двигателей как таковых не было. В кормовой части, где у нормальной ракеты были бы сопла, помещался большой плоский диск, похожий на постамент. От него к круглым герметичным контейнерам сразу под обтекателем (по моим догадкам, они и были собственно кораблём) отходил пяток мощных колонн.

– Амортизаторы. – Лио ткнул пальцем в колонны. – Только очень большие. – Затем он показал на крохотное отверстие в центре диска. – Отсюда выбрасываются атомные бомбы, одна за другой.

– Вот это мой ум по-прежнему отказывается принять.

– Слышал о богопоклонниках, которые ходят по горящим углям, чтобы показать свои сверхъестественные способности?

Он оглянулся на камин. Мы разожгли огонь, и не потому, что было холодно. Наоборот, мы даже открыли окна, и в них вместе с запахом молодого клевера долетало грустное пение. Почти все инаки были так потрясены шестикратным воко, что могли либо плакать, либо изливать скорбь в песнях. У нас, собравшихся в этой комнате, был другой способ пережить утрату, но лишь потому, что мы больше знали. Мы затопили камин, как только пришли, не ради тепла, а ради первобытного уюта. Задолго до Кноуса, даже до языка, люди зажигали огонь, чтобы выгородить себе место в тёмном и непонятном мире, – мире, который мог забрать их друзей и близких внезапно и навсегда. Лио несколько раз ударил по горящему полену кочергой, так что отскочило несколько красных угольев. Один – размером примерно с орех – Лио выгреб из золы на каменный пол.

Мне сделалось не по себе.

– Ну, Раз, ты можешь положить его себе в карман? – спросил Лио.

– У меня нет карманов, – пошутил я.

Никто не рассмеялся.

– Прости, – сказал я. – Нет, если бы у меня был карман, я не стал бы класть в него раскалённый уголь.

Лио плюнул себе на ладонь левой руки, окунул пальцы правой в слюну и взял ими уголёк. Послышалось шипение. Мы втянули головы в плечи. Лио спокойно бросил уголёк в камин и потёр пальцы о ногу.

– Немного горячо. Никаких ожогов, – объявил он. – Шипела испаряющаяся слюна. Теперь вообразите, что плита на корме корабля покрыта веществом, выполняющим ту же функцию.

– Функцию слюны? – уточнил Барб.

– Да. Оно испаряется под действием плазмы от атомных бомб и, улетучиваясь в пространство, толкает плиту. Амортизаторы смягчают толчки, превращая их в равномерную тягу, так что люди в носовой части чувствуют только плавное ускорение.

– В голове не укладывается! Так близко к атомным взрывам! – воскликнула Тулия. – И не к одному, а к целой серии.

Голос у неё был осипший, как у нас всех, кроме Барба. Он весь последний час изучал книгу про космические вооружения.

– Это были особенные бомбы. Очень маленькие. – Барб свёл руки в кольцо, чтобы показать размер. – Сконструированные так, чтобы не разлетаться во все стороны, а выбрасывать плазму в одном направлении – к кораблю.

– Я тоже затрудняюсь в это поверить, – сказал Арсибальт, – но предлагаю отложить сомнения и двигаться дальше. Доказательства перед нами, вот, – он указал на книгу, – и вот.

Он положил руку на лист, в котором Ала вчера натыкала дырочек, и тут же отдёрнул, увидев наши с Тулией лица. Для нас этот лист был священен, как те писания усопших светителей, которые инаки хранят в реликвариях.

– Может быть, – сказал Арсибальт, – мы слишком рано затеяли этот разговор…

– А может быть, слишком поздно! – воскликнул я. Тулия взглянула на меня с благодарностью.

– Я удивлён – приятно удивлён, что ты вообще сюда пришёл, – продолжал я.

– Ты о моей… э… осторожности в последнее время?

– Заметь, это ты сказал, а не я. – Мне с трудом удалось сдержать улыбку.

Арсибальт поднял брови.

– Я не припомню – а ты? – чтобы нам запрещали протыкать дырочки в листе или подставлять бумагу солнечному свету. Наша позиция неуязвима.

– С такой стороны я об этом не думал, – сказал я. – Мне почти обидно, что мы больше не нарушаем правил.

– Знаю, для тебя это необычное чувство, фраа Эразмас, но, может быть, со временем ты привыкнешь.

Барб не понял шутки. Пришлось объяснить. Он всё равно не понял.

– Узнать бы, пропадал ли какой-нибудь из этих кораблей, – сказала Тулия.

– В каком смысле? – спросил Лио.

– Ну, например… команда взбунтовалась и направила корабль в неизведанные глубины космоса. Теперь, тысячелетия спустя, потомки бунтовщиков вернулись.

– Может, даже не потомки, а они сами, – заметил Арсибальт.

– Из-за относительности! – воскликнул Барб.

– Верно, – сказал я. – Если подумать, корабль мог двигаться на релятивистской скорости и совершить круговой рейс, который для команды занял несколько десятилетий, хотя у нас прошли тысячи лет.