Анафем

– Но есть и другая причина, по которой госпожа секретарь могла бы нас извинить, – сказала суура Мойра. – До сегодняшнего утра преобладала гипотеза, что двигатели, используемые Геометрами для межзвёздных перелётов, каким-то образом трансформировали их материю.

– Трансформировали материю?

– Да. Локально изменили константы и законы природы.

– Такое возможно?

– Теоретическая возможность такого двигателя была доказана две тысячи лет назад здесь, в Тредегаре, – ответила Мойра. – Я рассказала об этом на прошлой неделе. В течение нескольких дней гипотеза пользовалась большой популярностью. Так что, как видите, это моя вина.

– Гипотеза не приобрела бы популярность, – объявил фраа Джад, – если бы многие не боялись разговора о других повествованиях. Эти люди хотят объяснений, которые не заставят их мыслить по-новому, и забывают о граблях.

– Весьма красноречиво, фраа Джад, – сказал мой препт. – Замечательный пример незримых течений, часто управляющих тем, что выдаётся за рациональную теорическую беседу.

Фраа Джад наградил Лодогира взглядом, смысл которого трудно было истолковать, но определённо не ласковым.

Меня выдернули. Я уже научился узнавать, когда это делает Эмман. И впрямь, он ждал у входа в кухню.

– Первое, что скажет мне госпожа секретарь в мобе по пути домой, это чтобы я нашёл правильный лукуб.

– Тогда тебе надо было выдернуть кого-нибудь другого. Я только сегодня утром вышел из карантина.

– Вот потому-то ты и годишься лучше всех: перед тобой открыт выбор.

Насколько я успел понять, утро (до провенера) занимал лабораториум. Мне предстояло отправиться в конкретное место и выполнять предписанную работу вместе с теми, кого тоже туда назначили. Часть дня от провенера до мессала называлась «периклиний». В это время люди общались кто с кем хочет и делились информацией (например, результатами лабораториума), которая затем распространялась дальше на мессалах. За мессалом следовал лукуб – ночные посиделки. Всё подсказывало, что сегодня лукубы будут особенно активны, поскольку бо́льшую часть дня отняли инбрас и пленарий. Вообще, как я понял, на лукубах происходило самое интересное. Все хотели действовать, но многие чувствовали, что структура лабораториума, мессала и тому подобного только мешает. Лукуб был способом проявить инициативу. Ты мог всё утро работать в лабораториуме с полными идиотами, иерархи могли назначить тебя в мессал, от которого клонит в сон, но во время лукуба ты делал, что пожелаешь.

– Буду рад, если ты пойдёшь со мной на лукуб, – сказал я (совершенно искренне). – Но учти, я не могу гарантировать…

Меня заглушило возмущённое шиканье Карваллы и Арсибальта.

Барб повернулся к нам и объяснил:

– Они просят вас помолчать, потому что хотят слышать, что говорят в…

Я шикнул на Барба. Арсибальт шикнул на меня. Карвалла шикнула на Арсибальта.

Разговор перешёл к самой сути сегодняшней дискуссии: как идея мировых путей и конфигурационного пространства связана с существованием четырёх типов материи на Пангее, Диаспе, Антаркте, Кваторе и Арбе.

– Примерно во времена Реконструкции существовал устойчивый мем, – говорила Мойра, – что природные физические константы случайны, а не единственно возможны. То есть что они могли бы быть немного другими, окажись ранняя история вселенной чуть иной. Собственно, благодаря этой идее мы и получили новоматерию.

– Итак, если я вас правильно поняла, – сказала Игнета Фораль, – правильность утверждения, что константы случайны, доказана нашей способностью получать новоматерию.

– Такова обычная интерпретация, – сказала Мойра.

– Говоря «ранняя история вселенной», – вставил Лодогир, – насколько раннюю…

– Мы говорим о бесконечно малом промежутке времени сразу после Большого взрыва, – сказала Мойра, – когда из моря энергии образовались первые элементарные частицы.

– То есть гипотеза утверждает, что они получились такими, а могли бы получиться иными, породив космос с другими константами и другой материей, – уточнил Лодогир.

– Совершенно верно, – сказала Мойра.

– Как теперь нам перевести сказанное на язык повествований и конфигурационного пространства, который предпочитает фраа Джад? – спросила Игнета Фораль.

– Я попробую, – сказал фраа Пафлагон. – Если проследить наш мировой путь – серию точек в конфигурационном пространстве, представляющую прошлое, настоящее и будущее нашего космоса, – назад во времени, мы увидели бы конфигурации более горячие, яркие и плотные, как если бы прокручивали в обратную сторону фотомнемоническую табулу с записью взрыва. Мы попали бы в области Гемнова пространства, едва ли узнаваемые как космос: мгновения сразу после Большого взрыва. В какой-то момент, двигаясь назад, мы оказались бы в конфигурационном пространстве, где физические константы, о которых мы говорили…

– Двадцать чисел, – сказала суура Асквина.