Анафем

– Хорошо, что вы сомневаетесь, – сказал фраа Джад. – В конце концов, небесного эмиссара сгубила нерассуждающая вера. Но надо тщательно выбирать объект для сомнений. Ваш третий ган уловил поток информации из другого космоса и ошибочно принял его за шифрованное послание предков. Ваши праги не верят в обе половины истории. Вы отбросили лишь одну половину: что это был зов предков. Однако вы, возможно, по-прежнему верите, что сигнал есть, хотя третий ган и неправильно определил его источник. Поверьте, в таком случае, что информация – Гилеин поток – проходит из космоса в космос.

– Но позвольте спросить: научились ли вы модулировать этот сигнал, посылать с его помощью сообщения?

Я весь обратился в слух. Однако фраа Джад молчал. Ган Одру выждал несколько мгновений, потом сказал:

– Думаю, можно считать, что ответ уже получен. Вы каким-то образом проникли в сознание прага Эшвар.

– Что за сигнал получил третий ган девять столетий назад? – спросил я.

– Пророчество о страшных бедствиях. Убийство священников, сожжение церквей и книг.

– Почему он решил, что это события прошлого?

– Церкви были огромны. Книги написаны незнакомым алфавитом. На некоторых горящих листах были доказательства незнакомых нам теорем – позже наши теоры их подтвердили. На Урнуде есть легенда об утраченном Золотом веке. Ган решил, что смог заглянуть в ту эпоху.

– Но на самом деле он видел Третье разорение, – сказал я.

– Да, по всей вероятности, – ответил ган Одру. – И мой вопрос: вы послали нам это видение или просто так случилось?

Мы здесь… Мы откликнулись на ваш зов. Кто он: последний жрец ложной религии? Ещё один небесный эмиссар?

– Ответ мне неизвестен, – сказал фраа Джад и повернулся ко мне. – Придётся вам выяснять это самим.

– А ты? – спросил я.

– Здесь мои дела закончены, – сказал фраа Джад.

Часть 12 Реквием

Что-то сильно толкало меня в спину, придавая мне ускорение. Так быть не должно.

Нет, просто сила тяжести (или правдоподобная её имитация) прижимала меня к чему-то плоскому и твёрдому. Мне было очень, очень холодно. Я затрясся.

– Пульс и дыхание приближаются к норме, – произнёс голос на ортском. – Содержание кислорода в крови растёт.

Жюль переводил эти слова на какой-то другой язык.

– Температура входит в интервал, совместимый с сознанием.

Кажется, говорили о моём сознании. Я открыл глаза. Приглушённый свет. Я был в маленькой, но вполне уютной комнатке. На краю моей койки сидел Жюль Верн Дюран, чистый и довольный. Это больше всего остального подтверждало впечатление, что прошло много времени. Я был подключён к множеству проводков и трубок. Одна из них вдувала мне в нос что-то прохладное, сухое и приятное. Врач – с Арба! – поглядывал то на меня, то на жужулу. Женщина в белом халате – латерранка – управляла большим аппаратом, прогонявшим мне тёплую воду через… ну, если бы я сказал, через что, вы бы сперва не поверили, а потом пожалели, что я не оставил эту подробность при себе.

– У тебя вопросы, мой друг, – сказал Жюль, – но, возможно, тебе лучше подождать, пока…

– У него всё в порядке, – объявил арбец. На нём были стла и хорда, под носом – пристёгнутая ремешками трубка. Он перевёл взгляд на меня. – У тебя всё в порядке, насколько я могу судить. Как самочувствие?

– Ужасно холодно.

– Это скоро пройдёт. Ты помнишь своё имя?

– Фраа Эразмас из Эдхара.

– Ты знаешь, где находишься?

– Наверное, в одном из орбов «Дабан Урнуда». Но кое-чего я не понимаю.

– Я – фраа Сильданик из Рамбальфа, – сказал врач, – и мне надо заняться твоими товарищами. Жюль нужен мне, чтобы переводить, а доктор Го – чтобы наблюдать за процедурой согревания. Кстати, это мы заберём.

Доктор Го проиллюстрировала его слова самым драматичным из всех мыслимых способов: сунула руку под одеяло и выдернула из меня обогреватель. Впервые за долгое время я помянул Бога.

– Извини, – сказал фраа Сильданик.

– Ничего, переживу. Итак…

– Итак, мы оставим твои вопросы без ответа, – закончил фраа Сильданик. – Но за дверью ждёт человек, который, думаю, охотно всё тебе растолкует.

Они вышли. В открытую дверь я успел увидеть воду и много зелени, но их почти сразу заслонила стремительно движущаяся фигурка. Через мгновение Ала уже лежала на мне ничком и рыдала.

Она рыдала, а я трясся. Следующие полчаса мы посвятили тому, чтобы поднять мою температуру и успокоить Алу. Получалось отлично: Ала была лучшим средством для поднятия моей температуры, а я в качестве матраса, видимо, идеально её успокаивал. Меня бил такой озноб, достигший пика примерно на шестнадцатой минуте, что я точно переломал бы себе все кости или по крайней мере свалился бы с койки, если бы Ала не цеплялась за меня, как за вибростенд на аттракционе в развлекательном парке. Всё это со временем привело к другим захватывающим биологическим феноменам, которые я не могу тут описать, не превратив свою хронику в документ совершенно иного рода.

– Отлично, – сказала Ала наконец. – Я могу сообщить фраа Сильданику, что кровоток во всех твоих членах полностью восстановлен.