Она встала, скинула шелковый ночной халат с большими желтыми хризантемами, прошлась по мягкому иранскому ковру, потягиваясь. Ее пышная грудь, не скованная одеждой, при потягушечках круто поднималась вверх, образуя приятные на глаз бело-розовые холмики, отражающиеся в трех зеркалах: двух зеркалах-дверцах старинных карельской березы шкафов, и третьем — роскошном трюмо орехового дерева с позолотой, причудливом по форме, в стиле модерн начала века.
Сняв с шеи золотой ключик на золотой цепочке, открыла секретер, тоже карельской березы, с бронзой позолоченной и ощерившимися мордами львов по углам. Выдвинула стальной пенал, из тайничка в секретере достала еще один ключик, открыла пенал, доверху набитый драгоценностями. Тут были старинные табакерки с брилльянтами, нежно переливающиеся серебристыми бочками нити жемчуга, кольца и перстни с камнями-изумрудами, рубинами, аметистами. Очень хороша была коллекция украшений из старинного серебра и малахита. Отдельно лежали пять золотых крестов, сплошь покрытых крупными брильянтами. В общей куче была и неприметная с виду золотая булавка с лошадиными головами, чья ценность повыше иных вещиц, усыпанных брильянтами. Ее нашли на раскопках скифских курганов, относили к третьему, что ли, веку до нашей эры и оценивали в сумасшедшие бабки.
А эта вещица, на первый взгляд аляповатая и формы не изящной, и камни такие крупные, что казались стеклами. Но в центре восьмиугольной броши — желтый огромный брильянт, чистейшей воды, очень нежный по оттенку, вокруг и в подвесках — тоже камни очень большие, неправильной огранки, как тогда было принято. Вещичка XVII века. Царицына брошка. Сейчас на презентацию такую не наденешь. А приспичит, можно Мытищи на нее купить. А уже обычных женских ювелирных украшений, особенно работы мастеров XIX — начала XX века, в пенале видимо-невидимо!
Так и то понять можно. Они чаще попадались в запечатанных квартирах в конце 30-х годов, когда ее отчим служил в НКВД, а мать дружила с всесильным генералом, впоследствии министром, и его супругой. Особенно много старинных немецких украшений, вроде этой брильянтовой диадемы, появилось у них после войны. Узнавали «шестерки» абакумовские, что какой-нибудь крупный военачальник, вернувшийся из Германии с эшелоном трофеев, владеет особенными ювелирными украшениями, и начинали «шить дело». А дальше — арест, обыск, квартира опечатана. Ближайший «соратник» Абакумова, старший майор госбезопасности Юрьев Михаил Митрофанович, не поленится сам осмотреть квартиру, его помощник — между делом снять оттиски с ключей. Потом, на голубом глазу, ключи начальству. Тот — жене. Жена с подружкой, мамашкой будущей Мадам, на квартиру, как говорится, налет организуют. Белые полоски, наклеенные на дверь, с печатями и подписями, ужас на соседей наводящие, сорвут без страха, дверь вскроют и порезвятся. Что надо было оставить, то и оставлено в квартире после обыска и ни в один список изъятых вещей не попало. А попало в коллекции двух дам, хе-хе.
Мадам вынула из пенала большую брильянтовую диадему, колье с брильянтами и изумрудом, два кольца с брильянтами и перстень с изумрудом, сережки с длинными капельками изумрудов.
На обнаженном теле драгоценности сияли и переливались неземным блеском, наполняя комнату неким мистическим свечением.
Дверь приоткрылась. В дверях, не в силах отвести восхищенный взор от ее искрящегося тела, застыл муж.
— Завтрак готов, — сиплым от волнения голосом произнес он.
19 МАРТА 1997 Г. КРОВЬ НА КАМНЕ.
ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО
— Марток — надевай десять порток, — улыбнулся прокурор города Рудный Смоленской области младший советник юстиции Александр Петрович Мищенко, глядя на обильно выпавший за ночь снег. — Ишь, навалило. Больше, чем за всю зиму.
А я уж и зимнюю шапку убрал, — сокрушенно покачал головой. — Придется доставать. А то затылок от холода заломит.