Анаконда

Это была молодая десятиметровая змея в полном расцвете сил и здоровья. Ни один ягуар или олень, став добычей Анаконды, не мог вынести се могучих объятий. Уж если ее мускулистые кольца сжимались на теле жертвы, жизнь медленно, но верно оставляла животного. И когда высокая трава своим шелестом выдавала ползущую в ней голодную змею, камыш вокруг испуганно вытягивался, словно навостряя уши. А когда на землю спускались тихие предвечерние сумерки, и Анаконда нежила свое темное бархатистое тело в алых лучах заката, молчание невидимым ореолом окутывало ее.

Но не всегда появление Анаконды возвещало смерть подобно удушливому газу.

О своем благодушном, мирном настроении, неприметном для человека, она издалека оповещала животных. Вот как это бывало.

— Добрый день, — приветствовала Анаконда кайманов, проползая через непроходимую топь.

— Добрый день, — кротко отвечали ей крокодилы, греясь на солнышке и с трудом продирая выпученные глаза, тяжелые от налипшей на них грязи.

— Сегодня будет очень жарко! — в виде приветствия кричали с деревьев обезьяны, завидев пробирающуюся в зарослях змею.

— Да, очень жарко, — шипела в ответ Анаконда под неумолчный гомон и кривлянье встревоженных обезьян.

Ведь обезьяны и удавы, птицы и змеи, крысы и гадюки обречены на извечную вражду, которая отступает — и то не всегда — лишь перед неистовством урагана или палящим зноем засухи. Только благодаря тому, что с незапамятных времен эти зловещие создания приспособились к окружающей их среде, им удается уцелеть во время стихийных бедствий. Вот почему с наступлением суровой засухи горе фламинго, черепах, крыс, змей становится единым, и все они в отчаянии молят хоть о капле воды.

Когда мы повстречались с Анакондой, измученная сельва готова была отдать на растерзание это мрачное братство.

Уже два месяца как ни единой капли дождя не упало на пожухшие пыльные листья. Даже роса — жизнь и утешение опаленной растительности — и та исчезла. Вечер за вечером, ночь за ночью сельва засыхала, словно вокруг нее пылала огнедышащая печь. В руслах ручьев, недавно тенистых и прохладных, белели раскаленные солнцем камни; безбрежные поймы, покрытые густыми зарослями камалоте, превратились в иссохшую глинистую степь, потрескавшуюся и изборожденную затвердевшими следами животных; лишь кое-где торчали пучки высохшей, истрепанной, точно пакля, травы. Вот все, что осталось от заливных лугов. На опушках леса поникли высокие кактусы, когда-то вздымавшиеся в небо подобно канделябрам; в немой тоске протянули они свои ветви-руки к окаменевшей, стонущей от малейшего удара земле.

Дни проходили за днями в мареве далеких выжженных просторов, под огнем выцветшего, слепящего неба, по которому медленно ползло желтое, лишенное лучей солнце; с наступлением сумерек оно уходило за горизонт в облаках душного пара, как огромная раскаленная сковорода.

Благодаря уменью вести бродячую жизнь Анаконда, стоило ей только захотеть, не оказалась бы жертвой чудовищной засухи. Там, откуда всходило солнце, за лагуной и заводями простиралась ее родная река, могучая тенистая Паранаиба, до которой она могла доползти за полдня.

Но берега родной реки были теперь заказаны Анаконде. В прежние времена, с тех пор как помнили себя ее предки, река всегда принадлежала им. Вода, рыба, звери, бури и тишина — все принадлежало им.

Теперь они всего этого лишились. Сначала один человек, влекомый ненасытной жаждой видеть, хватать и разрушать, возник на песчаной косе, сойдя со своей длинной пироги. Затем пришли другие люди, и с каждым разом их становилось все больше и больше. И от всех этих людей исходил запах грязи, гари и мачете. Эти люди всегда приплывали по реке, вверх по течению, с Юга…

За много переходов от ее родных мест Паранаиба называлась совсем иначе, Анаконда совершенно точно знала это. А еще дальше находилась неведомая пропасть, куда неудержимо устремлялась река. Но неужели не существует преграды, какой-нибудь громадной запруды, которая остановила бы этот непрерывный поток воды?

Несомненно, оттуда приходят люди со своими железными палками и мулами, которые заражают всю сельву. О, если бы перекрыть Паранаибу, возвратить ей первобытную тишину, вновь обрести блаженство, когда она темной ночью переплывала реку, громко шипя и высоко, почти на три метра, подняв над пенистой водой голову! Да, построить плотину, которая запрудила бы реку… Анаконда тут же подумала о зарослях камалоте.

Не так уж много прожила на свете Анаконда, но на ее памяти не раз паводки обрушивали в Парану миллионы вырванных с корнем деревьев, кустарников и огромные глыбы вязкого ила. Куда все это девается? Какое лесное кладбище может вместить горы камалоте, принесенные бурным потоком к неведомой бездне?