Анаконда

Возвращаясь с купания, Оргас снова усаживался за работу, теперь уже на всю ночь. Стол вытаскивали на улицу, на теплый душный воздух. Там Оргас и его помощник продолжали заполнять злосчастные книги. А вокруг теснились стройные силуэты пальм, такие черные, что их не мог растворить даже мрак ночи, горел небольшой фонарь, и к нему слетались, густо посыпая собой белые страницы, целые тучи пестрокрылых бабочек.

Они очень мешали. Конечно, из всех красот душных парагвайских ночей эти нарядные бабочки, бесспорно, занимают первое место, но нет ничего упорнее атак этих легкокрылых танцорок на перо, которое человек едва держит в своей руке, а отложить в сторону не может.

За двое суток Оргас спал всего четыре часа, а в последнюю ночь и вовсе не ложился, просидев до утра наедине с пальмами, фонарем и бабочками. Небо было таким тяжелым и низким, что Оргасу казалось, будто оно начинается прямо над его головой. Один раз глубокой ночью ему послышался далекий глухой шум, очень похожий на шум дождя в лесу. Не зря еще накануне вечером Оргас заметил, что юго-восточная часть неба потемнела.

— Ябебири, кажется, собирается разыграться не на шутку… — сказал он себе, вглядываясь в темноту.

Наконец стало светать, потом взошло солнце, и Оргас вернулся в дом, забыв погасить фонарь, который долго еще потом освещал угол комнаты. Некоторое время он продолжал работать один, без мальчика. Тот пришел в себя только к часам десяти. А в два часа пополудни Оргас, с потным, пепельного цвета лицом, отбросив в сторону перо, тяжело уронил голову на стол и долго оставался в таком положении, так что даже не слышно было его дыхания.

Работу он закончил. После удивительно похожих друг на друга шестидесяти трех часов, проведенных то перед раскаленной добела песчаной площадкой, то на темном ночном плато, двадцать четыре книги записей актов гражданского состояния были приведены в порядок. Но Оргас опоздал на часовой пароход, и теперь ему ничего другого не оставалось, как ехать в Посадас верхом.

* * *

Седлая коня, он не переставал поглядывать на небо. Оно было совсем белым, и солнце, хотя и скрытое туманной дымкой, жгло как огонь. Из-за зубчатых горных вершин Парагвая, с юго-востока, где раскинулась долина реки, потянуло сыростью, запахло жаркой, влажной сельвой. И хотя вокруг по небу протянулись прямые полосы дождя, в Сан-Игнасио буквально нечем было дышать.

В такую-то погоду Оргас сел на коня и поскакал в Посадас. Он спустился с горы, миновал Новое кладбище и оказался на берегу Ябебири, где, ожидая парома, увидел нечто, что заставило его насторожиться: у самого берега в белой пене плясало и кружилось множество щепок.

— Вода поднимается, — объяснил паромщик. — Там, наверху, очень лило и сегодня и вчера ночью…

— А внизу?

— Тоже поливало как следует…

Значит, накануне ночыо Оргас действительно слышал шум дождя в дальнем лесу. Его беспокоил теперь брод через Гаруну, потому что вода там поднимается так же быстро, как и в Ябебири. Он галопом поскакал вверх по острым камням горы Лорето, не жалея конских подков. С высокого плато он увидел необъятную ширь неба, вся юго-восточная часть которого как бы налилась голубой водой, а вдалеке, за белым туманом, задыхался от дождя лес. Солнца уже не было видно, и только чуть заметный ветерок нарушал этот удушливый покой. Близость большой воды чувствовалась во всем — на смену засухе приближалась пора дождей, Оргас миновал, по-прежнему галопом, Санта-Анну и выехал в Канделярию.

Здесь его ждал второй сюрприз, который, впрочем, не очень удивил его. Гаруна за четыре дня непогоды так разлилась, что переехать ее было невозможно. Ни брода, ни парома: только всякий хлам кружился на вспухших волнах, а вода стремительно тащила по каналу какие-то палки.

Что было делать? Время подходило к пяти. Еще пять часов, и инспектор будет на пароходе. Оргасу не оставалось ничего другого, как добраться до Параны и вскочить в первую попавшуюся лодку.

Он так и сделал. Начало смеркаться, и вот-вот готова была разразиться такая непогода, какой еще не бывало ни под одними небесами, а Оргас плыл вниз по Паране в утлой лодчонке, кое-как залатанной, со множеством щелей, в которые вливалась вода.

Хозяин лодки, добравшись до середины реки, некоторое время лениво и бесцельно помахивал веслами. Он уже получил от Оргаса плату в виде бутылки водки и теперь о чем-то рассуждал, обращаясь то к одному, то к другому берегу. Оргасу пришлось самому взяться за весла, как раз в тот момент, когда резкий порыв холодного, почти зимнего ветра как будто острой теркой прошелся по поверхности реки. Дождь приближался, и аргентинского берега больше не было видно. Когда упали первые крупные капли, Оргас подумал о своих книгах, слабо защищенных тканью упаковки. Он снял куртку и рубашку, закрыл ими книги и взялся за носовое весло. Индеец тоже принялся грести, испугавшись бури. И под проливным дождем, который так и решетил воду, они поплыли дальше, теперь уже по каналу, гребя изо всех сил и не видя уже в двадцати метрах от себя ничего, кроме белой завесы.