Аналитическая психология

446 (205) Можно предположить, что все эти содержания носят личный характер, ибо приобретаются в течение индивидуальной жизни. Поскольку эта жизнь ограничена, количество приобретенных содержаний в бессознательном также должно быть ограниченным. Если так, возможно опорожнить бессознательное либо с помощью анализа, либо путем составления полного перечня бессознательных содержаний на том основании, что бессознательное не может продуцировать ничего сверх того, что уже известно и ассимилировано в сознание. Также мы должны предположить, что если б можно было остановить погружение сознательных содержаний в бессознательное, покончив с вытеснением, то бессознательная продуктивность была бы парализована. Это возможно лишь в очень ограниченной степени, о чем мы знаем из опыта. Мы побуждаем наших пациентов не терять вытесненные содержания, которые были вновь ассоциированы с сознанием, и ассимилировать их в свой жизненный план. Однако, как мы убеждаемся ежедневно, эта процедура не производит на бессознательное никакого впечатления, ибо оно спокойно продолжает продуцировать те же самые инфантильно-сексуальные фантазии, которые, согласно более ранней теории, проистекают из вытесненного личного материала. Если в таких случаях продолжать анализ систематически, мы постепенно обнаружим удивительную смесь несовместимых желаний-фантазий. Помимо сексуальных извращений самого разного рода, мы можем найти все мыслимые виды преступных деяний, а также самые благородные поступки и самые возвышенные мысли, существование которых никак нельзя было предположить у данного субъекта.

447 (228) В качестве примера я хотел бы привести случай с шизофреническим пациентом Медера, который утверждал, что мир – его книжка с картинками[191]. Он был учеником слесаря, который заболел в раннем возрасте и никогда не отличался особым умом. Его убеждение, будто мир был книжкой с картинками, которую он перелистывал, в точности совпадает с идеей «мира как воли и представления» Шопенгауэра, но выраженной примитивным графическим языком. Его воззрения столь же возвышенны, как и у Шопенгауэра, с той лишь разницей, что у пациента они остались на зачаточной стадии, тогда как у Шопенгауэра та же идея трансформирована в абстракцию и выражена на универсальном языке.

448 (229) Было бы совершенно неправильно полагать, что видение пациента носило сугубо личный характер и ценность, ибо это значит наделить пациента почетным званием философа. Но, как я уже указывал, философ лишь тот, кто может преобразовать рожденное природой видение в абстрактную идею, тем самым переведя ее на универсально значимый язык. Философская концепция Шопенгауэра – личная ценность, а видение пациента – безличная ценность, просто естественный нарост. Тем не менее было бы ошибкой приписывать философу, преувеличивая ценность его достижения, дополнительную заслугу, а именно фактическое создание или изобретение самого видения. Это примордиальная идея, которая так же естественно возникает у философа и является просто частью общего достояния человечества, в котором, в принципе, каждый имеет свою долю. Золотые яблоки падают с одного дерева, и неважно, соберет их ученик слесаря или Шопенгауэр.

449 (218) Эти первопредставления, немало примеров которых я привел в своей работе о либидо[192], вынуждают нас, говоря о бессознательном материале, провести иное различие, нежели между «досознательным» и «бессознательным», или «подсознательным» и «бессознательным». Основания для таких различий нет необходимости обсуждать здесь. Каждое из этих понятий обладает своей определенной ценностью и заслуживает дальнейшего развития. Фундаментальное различие, провести которое меня заставил опыт, не претендует ни на что больше. Из сказанного выше должно быть очевидно, что мы должны выделять в бессознательном слой, который можно назвать личным бессознательным. Материал, содержащийся в этом слое, имеет личную природу, ибо носит характер отчасти приобретений в рамках жизни индивида, а отчасти психологических факторов[193], которые с равным успехом могли быть осознанными.