470 Похожим, хотя и не вполне идентичным образом бессознательное вторгается в сознание, когда персона растворяется в коллективной психике. Единственное различие между этим состоянием и психическим расстройством состоит в том, что здесь бессознательное выводится на поверхность с помощью сознательного анализа; так, по крайней мере, бывает в начале, когда мощное культурное сопротивление бессознательному еще только предстоит преодолеть. Позднее, когда препятствия, выстраиваемые годами, разрушены, бессознательное самопроизвольно вторгается в сознание. На этой стадии аналогия с психическим расстройством очень велика. [Равным образом моменты вдохновения гения часто носят решительное сходство с патологическими состояниями. Однако это будет настоящее сумасшествие только в том случае, если содержания бессознательного станут реальностью, которая займет место сознательной реальности; другими словами, если в них будут верить безусловно. [На самом деле, можно верить в содержания бессознательного, не рискуя впасть в безумие в истинном смысле, даже если на основе таких убеждений совершаются действия неадаптивного характера. Параноидальные заблуждения, например, не зависят от веры – они кажутся истинными
4. Попытки высвобождения индивидуальности из коллективной психики
471 Невыносимое состояние идентичности с коллективной психикой побуждает пациента, как мы уже говорили, предпринять те или иные радикальные меры. Для выхода из состояния «богоподобия» есть два пути. Первая возможность – попытаться регрессивно восстановить первоначальную персону, контролируя бессознательное с помощью редуктивной теории – например, объявить, что это «всего лишь» вытесненная и инфантильная сексуальность, которую лучше заменить нормальной сексуальной функцией. В основе этого объяснения лежит явно сексуальная символика языка бессознательного и ее конкретное толкование. Или же можно обратиться к теории власти и, опираясь на равно несомненное стремление к власти бессознательного, интерпретировать чувство «богоподобия» как «маскулинный протест», как инфантильное желание господства и безопасности. Равным образом бессознательное можно объяснить сквозь призму архаической психологии примитива; такое объяснение не только позволяет учесть сексуальную символику и стремление к «богоподобной» власти, которые проявляются в бессознательном материале, но и отдает должное его религиозным, философским и мифологическим аспектам.
472 В каждом случае вывод всегда будет один и тот же: все сводится к отрицанию бессознательного как чего-то бесполезного, инфантильного, бессмысленного, невозможного и устаревшего. После такого обесценивания остается только смиренно пожать плечами. Для пациента, если он хочет жить рационально, нет другой альтернативы, кроме как постараться воссоздать этот сегмент коллективной психики, который мы называем персоной, прекратить анализ и по возможности постараться вообще забыть, что он обладает бессознательным. Прислушаемся к словам Фауста:
(257)
473 (258) Такое решение было бы идеальным, если бы человек действительно мог избавиться от бессознательного, лишить его либидо и сделать его неактивным. Но опыт показывает, что лишить бессознательное энергии невозможно; оно остается активным, ибо не только содержит, но и само есть источник либидо, из которого возникают все психические элементы – мысле-чувства или чувство-мысли, еще не дифференцированные зародыши формального мышления и чувствования. Таким образом, было бы заблуждением считать, что с помощью некой магической теории или метода можно полностью изъять либидо из бессознательного и, тем самым, ликвидировать его. Для человека, питающего такую иллюзию, неизбежно настанет день, когда он будет вынужден повторить слова Фауста: