Аналитики. Никомахова этика

§ 7. Итак, ясно, что невоздержность и воздержность имеют исключительно отношение к тому, чего касается и необузданность, и умеренность, и что в различных случаях мы имеем дело с различными видами невоздержности, а одно и то же название употребляется лишь метафорически и не безотносительно. Теперь мы увидим, что невоздержность в гневе менее позорна, чем невоздержность относительно страстей. Кажется, гнев несколько слушается разума, только неверно его понимает, подобно слишком быстрым слугам, которые ранее, чем выслушать всю речь, убегают, а потом ошибаются относительно приказания, или подобно собакам, которые, слыша стук, тотчас лают, не разобрав, друг ли [пришел или нет]; точно так же и гнев вследствие своего вспыльчивого и быстрого характера слушает, но не выслушивает приказания [разума], стремится к отместке, ибо разум или представление уяснили ему пренебрежение или оскорбление, и он выводит как бы заключение: «Против этого должно бороться» – и тотчас гневается. Страсть же стремится к наслаждению, как только разум или ощущение скажет: «Вот это приятно». Итак, гнев в некоторой степени следует разуму, а страсть – нисколько, поэтому она постыднее, ибо невоздержный в гневе подпадает влиянию в некоторой степени разума, а второй – страсти и нисколько не подпадает разуму. Далее, простительнее следовать естественным стремлениям, поэтому-то и прощают скорее такие страсти, которые общи всем, и именно поскольку они общи всем. Гнев и вспыльчивость естественнее тех страстей, которые преступают границу в сторону излишка, не будучи необходимыми: поэтому-то имеет смысл подобная защита человека, ударившего отца: «Ведь и он бил своего отца, и тот – своего деда»; и указав на ребенка: «И этот будет бить меня, когда возмужает; это уж в родстве так ведется». [Сюда относится история] о человеке, который, будучи выталкиваем сыном, приказал ему в дверях остановиться, ибо и сам он только до этих пор влачил своего отца. Сверх того, скрытные более несправедливы, а гневливый, точно так же как и самый гнев, откровенны; напротив того, страсть скрытна, как это говорится об Афродите: «Рожденная на Кипре интриганка», и как Гомер говорит о вышитом поясе[49]: «Пояс узорчатый: все обаяния в нем заключались».

Итак, если подобная невоздержность несправедливее, то она и постыднее невоздержности относительно гнева; она и есть безусловная невоздержность и известный вид порочности.

Сверх того, никто, нанося нахально оскорбление, не испытывает при этом страдания; делающий это вследствие гнева всегда испытывает страдание, а вследствие нахальства – наслаждение.

Итак, если то, на что справедливо гневаться, должно быть несправедливее, то и невоздержность относительно страстей постыднее невоздержности в гневе, ибо в гневе нет нахальства (ὕβρις). Ясно, таким образом, что невоздержность относительно страстей постыднее невоздержности в гневе и что воздержность, так же как и невоздержность, имеет дело со страстями и телесными наслаждениями. Теперь следует указать различия этих последних, но, как ранее было сказано, одни из них – людские и естественные, как по роду, так и по степени, а другие – зверские; наконец, третьи – результат телесных недостатков и болезней. Умеренность и необузданность имеют отношение только к первым из них; поэтому-то мы животных и не называем умеренными или необузданными, а если называем, то лишь метафорически и в том случае, когда одна порода отличается от другой дерзостью и обжорством; они не знают намерения и разума, но действуют бессознательно [ἐξέστηϰε τῆς ϕύσεως], подобно сумасшедшим людям. Хотя зверство – меньшее зло, чем порочность, но более страшное; самое драгоценное не погибло, как это бывает в человеке, но его вовсе нет. [Сравнивать их] – все равно что сравнить одушевленное с неодушевленным и спросить себя: что хуже? Менее гибельна порча того, что не заключает в себе принципа, а принцип [человека] – разум. Это подобно сравнению несправедливости с несправедливым человеком: и то, и другое, при известных условиях, может оказаться худшим. В тысячу раз более бедствий может наделать дурной человек, чем дурное животное.