Рождество в госпитале праздновали широко. В столовой возвышалась увешанная игрушками — самодельными и покупными — ёлка, под ёлкой лежали и прямо на ветках висели кульки и пакетики с подарками. И все подписанные. Ищешь свой и снимаешь. Тихий «святой», как объяснила парням тётя Паша, вечер и отпраздновали тихо: степенно поужинали, кто хотел, пошёл в госпитальную «русскую» церковь, а вот с утра и началось веселье. Конечно, работа работой, и кому выпало дежурить, тому выпало, но плановых операций нет, процедуры — только «жизненно необходимые», а массаж к таким не относится. Два дня парни отчищали, отмывали и надраивали всё, до чего смогли дотянуться, и теперь гуляли, как никогда в жизни. Многие пошли в город: людей посмотреть и себя показать. А что, почему и нет, «ёлочные» деньги все получили, ну, и потратили, конечно, так что есть чем похвастаться.
Андрей тоже собирался в город и уже оделся на выход, но всё же решил сначала забежать в пару палат. Он, как и остальные, часто дежурил в реанимации, у тяжёлых, и со многими у него сохранялись, ну… ну, скажем так, сердечные отношения, хотя лежали эти «ранбольные» уже в обычных палатах. Сейчас таких было двое. И хотя все раненые получили ещё вчера кулёчки с рождественскими подарками, Андрей сделал ещё два от себя, сам склеил, надписал, раскрасил. Кулёчки маленькие: по три конфеты и мандаринке в каждом, но на большее у него денег нет. Он ещё за пуловер не расплатился, а купил непромокаемую куртку с капюшоном, блестящую, с цветными молниями, и книги купил, да и остальным тоже подарки делал, так что… ладно. Тётя Паша им всё повторяла, что дорог не подарок, а любовь.
В госпитальных коридорах просторно и чуть заметно пахнет хвоей. Почти во всех палатах маленькие ёлочки, а для ходячих в игровом зале — большая. Народу немного: на Рождество остались только те, кому никак не встать, и у них почти у всех посетители. Но это местные, а ему на этаж к раненым. Халата он не надел: он ведь сегодня тоже… посетитель.
— Здравствуйте, с Рождеством вас.
Седой мужчина отложил книгу и приподнялся на локте.
— Здравствуй, Андрей, и тебя с Рождеством. Ты что без халата сегодня?
— А я к вам так, — Андрей широко улыбнулся, не зная, как точно назвать себя.
— В гости, значит, — пришли ему на помощь. — Ну, спасибо садись. Раз так, то гостем и будешь.
Андрей сел на стул у кровати и протянул свой кулёк.
— Вот. От меня вам с Рождеством.
— Спасибо, — седой взял кулёк. — А у меня и отдарка нет, хотя…
— Нет-нет, — замотал Андрей головой.
— Нет уж, — улыбался седой. — Давай уж, как положено.
Он взял с тумбочки казённый кулёк, открыл и протянул Андрею.
— Бери что хочешь.
Андрей взял маленькую карамельку в золотой обёртке, и седой, удовлетворённо кивнув, убрал кулёк на прежнее место. Встретившись глазами с Андреем, улыбнулся:
— Бриться ещё не могу, а с остальным справляюсь.
В его голосе прозвучала хвастливая нотка. Вместо правой руки у седого культя, кончавшаяся двумя выростами-пальцами, сделанными ему врачами, а левой руки нет по самое плечо. И обе ноги выше колен ампутированы, и… И Андрей знает, что там ещё много чего было. И седым мужчина стал уже здесь, а так-то он ещё молодой.
— Как снаружи, Андрей?
— То льёт, то моросит.
— Не зима, а паскудство. Чёрт-те что, чтоб на Рождество и снега не было.
Андрей согласился. Снег и ему нравился. Они поговорили о погоде, ещё о пустяках, и Андрей попрощался.
В коридоре он довольно улыбнулся. Ну вот, а то яду просил, жить не хотел… А если ещё и родные найдутся, так будет совсем хорошо. А теперь надо к Колюне зайти. Того только-только из реанимации перевели. Но не в общую, а в интенсивную терапию.
Сокращая дорогу, Андрей пошёл через этаж, где лежали «местные». И он уже подходил к лестнице, когда его окликнули по-английски.
— Эй, парень, — и совсем неожиданное: — Красавчик!
Андрей остановился и медленно, полуобернувшись, посмотрел через плечо.
— Не узнаёшь?
Белый, высокий, на костылях, в госпитальной пижаме… Но… Но он знает этого беляка… Да, знает. Страшным усилием Андрей подавил поднимающуюся к горлу холодную волну страха и кивнул.
— Да. Узнал.
— Я тоже тебя узнал, ещё вчера, — улыбался белый. — Зайди.
И, не ожидая его согласия, повернул к маленькой одноместной палате-боксу. Помедлив, Андрей пошёл за ним.
В палате белый сел на кровать, а Андрей остался стоять у двери.
— Я рад, что ты выжил, — белый улыбается искренне, в его голосе нет ни насмешки, ни злобы, и смотрит он, явно и тоже искренне любуясь Андреем. — Я как увидел тебя, сначала даже не поверил. Думаю, быть не может, а потом пригляделс и узнал. Ты давно здесь?
— С февраля, — разжал губы Андрей и почувствовал облегчение: он уже дважды смог обойтись без положенного обращения «сэр».
— О! — удивился и даже будто восхитился белый. — Да чего ты у двери, подойди.
И похлопал ладонью по кровати рядом с собой. Как когда-то. Андрей судорожно сглотнул и заставил себя не подчиниться. Вслепую за спиной нашарил ручку двери и вышел из бокса.