Ее голос звучал уже не так сердито. В интонациях появились другие чувства – боль и обида. Я недоверчиво фыркнул.
– Я бы ничего не выдала, – повторила Грейс, убедившись, что я ей не верю.
Несколько часов назад я бы ничуть не усомнился в ее словах, но сейчас…
– Я бы не поставила тебя под удар. И других: Джетта, Кита, Дакса, Докка… Я бы просто не смогла.
Эти слова почти не действовали на рану, нанесенную мне ее враньем. Спасибо гневу: он по-прежнему заслонял все прочие мои чувства.
– Я не могу сейчас верить ни одному твоему слову, – угрюмо произнес я.
– Хейден, ты чрезмерно усложняешь ситуацию. – Она укоризненно покачала головой.
– Усложняю ситуацию? – переспросил я. – Я всего лишь рассказал об опасностях твоего дальнейшего пребывания в нашем лагере. Не надо упрекать меня в преувеличениях.
– Да пойми ты: ничего не изменилось! – жестко возразила она. – Я – та же, кем и была. Просто теперь ты знаешь, кто мой отец.
– А что будет, когда об этом узнают другие? Когда им станет известно, кто у тебя отец и каких последствий им ожидать?
Я не мог стоять на месте, без конца сжимая и разжимая кулаки. В траве от моих хождений взад-вперед начала появляться тропка.
– Никто не узнает, если ты сам не расскажешь! – голосом, полным отчаяния, возразила Грейс.
– Узнают, – покачал головой я. – Раньше или позже, но узнают. Секреты недолго остаются секретами.
Грейс шумно выдохнула. Мне даже показалось, что она топнула ногой. Смотреть на нее я не мог. Не мог видеть ее жгучие зеленые глаза, пытавшиеся погасить мой гнев и умерить свой. Мое поведение лишь подтверждало ее опасения. Наверное, потому она не открывала мне правду вплоть до сегодняшнего вечера.
– Я никому не расскажу. – Грейс стоило немалых усилий говорить спокойно. – Если появятся грейстоунские налетчики, я спрячусь. Во время наших вылазок я буду предельно осторожна. Хейден, никто не узнает, кто я.
Я покачал головой и до крови закусил губу. На языке появился горьковатый металлический привкус. Я молча выругался.
– Ты можешь пытаться, но говорю тебе… правда о том, кто ты, все равно откроется. Это лишь вопрос времени.
Я запустил пальцы в волосы. Мною владело отчаяние. Мышцы во всем теле были напряжены, а кишки в животе – завязаны тугим узлом.
– Я знала, что ты разозлишься, – осторожно сказала Грейс, вновь скрещивая руки на груди.
– Какая проницательность, – проворчал я, сердито взглянув на нее.
Ответом мне был ее укоризненный взгляд.
– Сейчас ты разгорячен злостью, но… думаю, потом ты согласишься, что все не так уж и плохо.
– Нет, не соглашусь. Из-за тебя, Грейс, я подставляю своих под удар. Из-за тебя.
– Тогда почему бы тебе не убить меня и не избавиться от сложностей? – язвительно предложила она.
Я стоял к ней спиной, сжимая голову руками, и кожей чувствовал взгляд Грейс, прожигавший насквозь.
– Сама знаешь, я не могу этого сделать.
Я ощущал собственную слабость и уязвимость. Погано, что безопасность моих солагерников зависела от этой девчонки, которую по законам нынешнего мира мне надлежало убить. Это нужно было бы сделать еще тогда, в городе, но я считал себя перед нею в долгу. Потом у меня к ней появились чувства. Случилось именно то, чего я боялся с самого начала: эгоистическое желание держать Грейс подле себя обернется опасностью для нашего лагеря. Теперь все страхи у меня на глазах превращались в реальность, и потенциальная возможность крупной беды многократно возрастала, поскольку я знал, чья она дочь.
Знай я это с самого начала…
Я мотнул головой, прогоняя мысль. Я бы не смог убить Грейс начиная с самого первого дня. Разум мне подсказывал: не допускать никакого сближения. Я поддался чувствам… и вот результат. Жалкое романтическое оправдание того, чего следовало ожидать.
– Теперь… все… все разрушено, – сказал я.
Эти слова тоже напоминали спектакль, но мне было наплевать. Я не представлял, можно ли вообще придумать что-то конструктивное. Грейс предала мое доверие, и понадобится чертова пропасть усилий, чтобы его вернуть. В мире, где мы жили, доверие было опасной штукой. Пожалуй, самой опасной. Я даже не заметил, как стал ей доверять.
С меня хватит.
– Хейден, ну успокойся, – попросила Грейс.
В ее голосе больше не было злости. Только грусть. Я повернулся и заметил, что она успела сделать маленький шаг в мою сторону. Она смотрела на меня, слегка приоткрыв рот.
– Ты мне соврала, – повторил я, но уже без прежней уверенности.
Если несколько минут назад я был взбешен и растерян, сейчас осталась лишь щемящая досада. На лице Грейс мелькнуло что-то похожее на сожаление. Она сделала еще шаг ко мне и в нерешительности остановилась. Внешне мое лицо было непроницаемым, скрывая все донимавшие меня мысли.
– Знаю, – тихо повторила она.
Ее дыхание успокоилось, руки опустились, но пальцы были сжаты в кулаки.
– А я-то тебе доверял, – медленно произнес я, обнажая боль, которую до сих пор удавалось держать внутри.
– Ты и сейчас можешь мне доверять.
– Я не знаю, что делать, – признался я.
– И я не знаю, что говорить.
Перепалка развела нас по разные стороны костра. Сейчас мы стояли намного ближе, но не на расстоянии вытянутой руки.