В другом своём тексте, «Разоблачённая демократия», я изложил 18 аргументов против демократии. Речь не просто о том, что анархизм несовместим с демократией. Некоторые анархисты не согласны со мной в этом, но я не понимаю, почему. В демократии много того плохого, с чем нельзя соглашаться, будучи анархистом. В том тексте я осторожничал и не соединял мои аргументы с анархизмом, – но глуп тот читатель, который не заметит, что моя критика демократии ведёт прямо к анархизму. Я поступал так и раньше, когда писал эссе «Упразднение работы»,44 над текстом которого я работал в то время, когда был очень зол на других анархистов. Моя единственная отсылка к анархистам была недружелюбной. Но анархисты были одними из немногих людей, которых я привёл. Если упразднение работы является хорошей идеей, это не может произойти без уничтожения государства. И я подозреваю, что уничтожение государства невозможно без отмены работы.
Управление большинства является произвольным, как случайное решение, но не настолько же справедливым.45 Для избирателей единственное различие между лотереей и выборами является то, что он может выиграть в лотерею. Случайность в чистом виде лучше, чем «
Демократия создаёт особый тип человека, Демократа (обычно
Принципиальным различием между Демократом и шизофреником является то, что фантазии Демократа обладают меньшей красотой и неповторимостью. Он часто выродок и всегда урод. Он может быть симпатичным парнем (бывают заметные исключения), если вам нравятся продавцы подержанных автомобилей, но он обозляется, если ему перечить. Другой человек, не Демократ, иногда может честно признать, что его противник тоже прав, но, – пишет Генри Луис Менкен – «такое отношение совершенно невозможно для демократа. Его отличительным знаком является то, что он всегда атакует своих противников, не только руками, но фырканьем и укорами – он всегда исполнен морального негодования – потому что не уважает честь противника, и, следовательно, сам не держит чести».49
И всё равно можно услышать заявления, что анархизм это демократия, и не только от Букчина и ему подобных. За это, как и за многое другое, главным образом следует благодарить левые консервативные анархистские издательства. Невежественные анархисты могут даже верить, потому что это в них укоренилось, будто Ноам Хомский и Говард Зинн являются анархистами – и не просто анархистами, а, как говорят, влиятельными анархистами. Если это так, то их анархизм обратно пропорционален их влиянию. Во многих отношениях они просто леваки. Но перед своей большой (если не очень большой) прогрессивной публикой Хомский хранит свой анархизм в тайне – эту тайну легко хранить, ведь из его выступлений и книг за последние 40 лет нельзя сделать такой вывод. В своём анархизме Хомский великий лингвист. При всём уважении к Бенджамину Такеру – блестящему американскому анархисту-индивидуалисту XIX века – но «бесстрашный джефферсонианский демократ»50 не является анархистом. Подобные легкомысленные цветистые выражения порождают заблуждения вроде Букчина и Хомского, хотя, возможно, эти университетские профессора были бы шокированы, оказавшись рядом в списке с этим выдающимся анархистом-индивидуалистом, если бы они ещё когда слышали о нём. Анархо-левые обычно знают больше о левизне, чем об анархизме.