— Хм-м, — произносит он задумчиво. — Пожалуй, в данном вопросе каждый останется при своем мнении. И, несмотря на то, что вы будете на работе, надеюсь, у вас будет возможность уделить мне минутку, чтобы поздороваться, когда я разыщу вас. Хорошего вам утра, мисс Мастерс.
Телефон замолкает.
Я нажимаю на клавишу сброса лишь для того, чтобы убедиться, что вызов завершен, и опускаюсь в кресло напротив окна, думая о том, что он сказал. Он, определенно, проверял меня. Ну, а почему нет? Я — детектив, расследующий главное дело, в котором замешан его многомиллионный бизнес. Вполне логично, что он начал искать информацию обо мне.
Но я ценю то, что он не стал поднимать этот вопрос прямо, и то, что он смог понять так много из той скудной информации обо мне, которую можно найти в сети. Я была бесстрашной девятилеткой. А затем и десяти, одиннадцати и двенадцатилеткой. До тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать.
Шестнадцать… Я опускаю взгляд на свои жокейские сапоги. Двухцветная коричневая кожа потерта, а подошвы поистрепались. Я ношу их каждый день без исключения. Они напоминают мне о счастливых временах, когда мотоциклы приносили радость, а я была бесстрашной. Те времена, когда моя семья была полной, несмотря на то, что люди, которые меня вырастили, были бродягами — мы переезжали из города в город и останавливались, когда в этом была необходимость. Их любовь была безграничной. Это времена, когда жизнь означала нечто большее, чем воинские обязанности и раскрытие преступлений.
Я скидываю свои сапоги и поднимаю их, затем несу в спальню и бросаю в шкаф. Ненавижу, когда люди видят меня насквозь. И это не потому, что я считаю, что Монтгомери был груб и издевался. Я понимаю, что он искренне заинтересован в том, чтобы выяснить, кто я такая, но я не хочу, чтобы кто-то меня узнавал. И я, определенно, не хочу расхаживать с ключами к разгадке на ногах.
Бряканье колокольчика оповещает о том, что поступило новое сообщение, так что я выхожу из комнаты, чтобы взять свой телефон. Сообщение от шефа: «Сегодня тебе лучше быть вовремя».
Что же, служба зовет. Еще один день, а затем свободное время на выходных. Мне действительно нужно избавиться от байков Уилла. Меня раздражает видеть его прицеп каждый раз, когда я выхожу в гараж, чтобы вынести мусор. В те выходные я…
— Я что? — спрашиваю я в голос.
Мысль только что была и тут же пропала. Такое впечатление, что у меня образовалась дыра в памяти. Что я делала в прошлую субботу? Я забрала байки. Я поехала… И вот тут-то все становится неясно. Очевидно, я приехала домой, но абсолютно не помню, как это было.
— Я ехала...
Но приходит еще одно сообщение от шефа и возвращает меня в реальность: «Отвечай мне, когда я пишу тебе, Мастерс!».
Я отвечаю: «Уже выезжаю».
Сейчас мне некогда размышлять о том, что я же могла делать в прошлые выходные.
Я проверяю патроны в своем пистолете, убираю его в кобуру у меня под рукой, обуваю отвратительные мокасины в шкафу для верхней одежды, беру свою куртку и сумку и выхожу.
Когда я была бесстрашной девятилеткой, мне любили повторять одну присказку. Все, начиная с моего отца и заканчивая директором манежа, напевали мне ее на ухо, когда я утопала в мечтах о жизни за пределами цирка.
Но они ошибались. «Кабы» были мотоциклами.
Я оставила цирк много лет тому назад, и все мои мечты развеялись еще тогда.
Глава 13
Молли
(Девчонка с пушкой)
Тринадцатый Собор находится в дальней восточной части города, и, когда вы стоите на его верхней ступеньке, прямо перед огромными сводчатыми двойными дверьми открывается изумительный вид на горы. Я знаю это. Я стою здесь прямо сейчас, и у меня в мыслях кони, мечты и мотоциклы.
— Детектив Мастерс? — грубый голос вырывает меня из моих фантазий, и высокий, мрачный мужчина поднимается по лестнице, перескакивая через ступеньки, будто он опаздывает.
И это действительно так. На четыре минуты. Обычно я весьма пунктуальна, если не просыпаюсь с жуткого похмелья с головой, полной вопросов, но я не такая зануда, чтобы возмущаться из-за четырех минут. Он протягивает мне свою руку и на ней, на безымянном пальце, мерцает ярко-красный камень, судя по всему, обрамленный в платину. Это его правая рука, и, значит, это не обручальное кольцо.
Не стоит меня осуждать, он очень привлекателен.
— Извините меня, — говорит он, твердо хватая мою руку, и затем мягко пожимая ее. Рукопожатия интригуют меня. В основном, потому, что я люблю их сравнивать. И мягкое рукопожатие Томаса Брукса я отношу к обольстительному. — Столько трудностей с этим днем, не передать словами.