Анархия. Начало

— Молли? — зову я.

— Извини, — говорит она, убирая телефон в сторону, чтобы я не мог слышать, как она, задыхаясь, всхлипывает. Она вытирает лицо тыльной стороной ладони, и я внезапно чувствую, как будто переношусь назад во времени. В то время, когда она была такой маленькой, что едва доставала мне до пояса.

Ей было пять, а мне было двенадцать, и мы только что впервые узнали друг друга. Я знал, кем была Омега. Томас прошел через нескольких к тому времени. У Кейса тоже была своя. Но я был последним из нас, мальчиков, кто получил свою.

Я вошел в комнату для испытаний чертовски злой. Я был готов забить свою Омегу до смерти, как это сделал Томас. Я поклялся, что никому никогда не позволю иметь такой контроль надо мной. Никогда.

Я закипал от злости, когда вошел в эту комнату. В одно мгновение я был готов взорваться от злости, как вдруг…

— Когда я впервые увидел тебя, ты стояла около окна. На тебе было оранжевое платье. Сверху полностью оранжевое, а юбка с маленькими оранжевыми цветочками, и оно свисало до самого пола.

— Что? — спрашивает Молли на другом конце линии.

— И твои волосы были гораздо светлее тогда. Они были длинные, кончики почти доставали до талии. И ты была такая чертовски маленькая, Молли.

Она всхлипывает в трубку.

— Я тоже тебя помню. Я была так напугана.

— Я был зол.

— Я думала, ты убьешь меня. Они сказали, что ты будешь пытаться.

Господи. Они ей так сказали?

— Томас сказал, что у меня будет всего один шанс оборвать связь с Омегой, и это будет во время первой встречи. Так что я собирался убить тебя. Но знаешь что?

— Что? — переспрашивает она шепотом.

— Ты отвернулась от окна, и свет, Молли, свет от заката, на который ты смотрела, последовал за тобой. По крайней мере, я так думал. Когда ты стояла ко мне спиной, твой силуэт обрамляло оранжевое сияние из-за гор, а затем ты повернулась. И ты была тем светом. Он исходил от тебя, Молли.

— Он даже не дал мне имени, Линкольн.

Блядь. Аттикус все-таки рассказал ей. И эти несколько слов говорят обо всем. Эти несколько слов — список всей той правды, которую она никогда не захочет узнать. Они гласят: «Он никогда меня не любил». Они гласят: «Я была лишь лабораторной крысой». Они гласят: «Что такого я ему сделала?».

— Я дал тебе имя, Моллз. Я дал тебе имя. Ты помнишь, что ты сказала, когда повернулась и стала моим светом?

Я вижу на экране, как она кивает, но снова плачет.

— Я подошел к тебе, и ты сказала…

— Я твоя, — говорит она сквозь всхлип.

— А потом я сказал…

— Ты моя. — Она начинает плакать сильнее. Слезы текут ручьями по ее лицу, и она закрывает свой рот рукой, чтобы заглушить рыдание.

— Я действительно имел это ввиду, — говорю я.

— Я тоже, — отвечает она.

— Мне он не нужен.

— Я знаю. Но было бы неплохо иметь то, что дети гарантировано получают с рождения.

— Да, — говорю я. — Я знаю. Но мы счастливее, чем те дети. Потому что мы есть друг у друга.

Она снова плачет, и я даю ей возможность выплакаться. Я просто говорю:

— Тише, Молли. Тише, у нас все хорошо. Мы в порядке.

Через несколько минут она успокаивается, закрывает глаза и откидывает голову назад.

— Ты все еще хочешь поужинать со мной сегодня вечером?

— Это единственная часть сегодняшнего дня, которая по-настоящему имеет для меня значение.

Молли открывает глаза и заводит двигатель.

— Я еду домой.

— Я заеду за тобой через час. Не одевайся слишком по вечернему. Сегодня никаких нарядов.

— Я больше не хочу быть детективом, Линкольн. Я не хочу больше разгадывать головоломки.

— Тебе не нужно быть никем, кроме как моей, девчонка с пушкой.

— Ты поговоришь со мной, пока я еду?

— Я никуда не собираюсь. Ты застряла со мной навсегда, помнишь? Равные и противоположные во всем.

— Потому что нам так нравится, да?

— И никак иначе, Молли. Я скорее умру, чем откажусь от твоей власти надо мной. Мы существуем лишь как пара.

Мы практически молчим всю дорогу, пока она едет до дома. Шейла разделяет экран моего телефона пополам и показывает мне ее путь в приложении для отслеживания, и, когда Молли добирается до своей подъездной дорожки, я чувствую нахлынувшее облегчение.

— Зайди внутрь и осмотрись. Я должен убедиться, что ты дома в безопасности, прежде чем положу трубку.

— Хорошо, — выдыхает она, закрывая машину. Я теряю картинку видео после этого, но слышу, как она идет в дом и звон ключей, когда она открывает дверь.

— Какого… — удивленно говорит она.

Я просто улыбаюсь.

— Что ты натворил, парень на байке?

Ее смех наполняет мое сердце радостью.

— Недостаточно, Молли. Абсолютно недостаточно.

— Сколько здесь пакетов? — спрашивает она.

Шуршит бумага. Я представляю себе ее гостиную в том виде, в котором оставил ее несколько часов тому назад. Тридцать розовых пакетов со сверкающей упаковочной бумагой, торчащей из них, расставленные по всем свободным поверхностям, которые я смог найти.

— Всего лишь тридцать. Я должен тебе еще триста тридцать пять. По одному за каждую ночь, которую мы проведем в постели вместе за год.

Она начинает смеяться.

— О, мой Бог! Что…