Анархия работает

Мапуче — большая группа коренных жителей территории, занятой на данный момент Чили и Аргентиной. Традиционно они принимали решения консенсусом и имели минимум иерархии. Отсутствие какого-либо государственного аппарата не помешало им защитить самих себя. Еще до европейского вторжения они успешно защищали себя от своих иерархических соседей инков, которые по европейским стандартам были куда более развитыми. Во время испанских завоеваний инки быстро пали, но земли мапуче стали известны как «испанское кладбище». После того, как мапуче победили конкистадоров в серии войн, растянувшихся на сотни лет, Испания подписала Киллинский договор, признав независимость их народа и свое поражение в их завоевании. Независимость мапуче была признана в еще 28 последующих договорах.

В войне против Испании мапуче объединялись под предводительством избираемых военных лидеров (Taqui, или «носители топора»). В отличие от военных, группы мапуче сохраняли автономию и сражались добровольно, а не по принуждению. Это отсутствие иерархии и принуждения оказалось военным преимуществом мапуче. По всей Америке иерархически ориентированные коренные народы, вроде инков и ацтеков, сдавались после потери лидера или столицы. Они были также ослаблены атаками со стороны мстящих врагов, которых они нажили, завоевывая соседние племена еще до прибытия европейцев. Анархистские коренные группы в основном были наиболее приспособлены к ведению повстанческой борьбы против захватчиков.

В 1860-1865 гг. на мапуче нападали и пытались «усмирить» чилийское и аргентинское государства — геноцид, унесший сотни тысяч жизней. Захватчики начали процесс искоренения языка мапуче и христианизации завоеванных людей. Но сопротивление мапуче продолжилось, и благодаря этому несколько сообществ мапуче сегодня наслаждаются определенной степенью автономии. Их сопротивление остается угрозой чилийскому государству; на момент написания книги некоторые мапуче находились в тюрьмах, будучи арестованными на основе антитеррористических законов, принятых в эру Пиночета, за нападения на лесные плантации и медные рудники, которые уничтожали плодородную землю.

Ожесточенное сопротивление коренных жителей не было единственным барьером на пути колониализма. Феномен насильственного переправления ресурсов из Америки в Европу породил долгую и гордую традицию грабежа, сеявшего страх в сердцах торговцев, перевозивших золото и рабов. Такие писатели, как Даниель Дефо и Питер Ламборн Уилсон, изображали пиратство как борьбу с христианским миром, капитализмом и его предшественниками — меркантилизмом и государством. Пиратские республики представляли постоянную угрозу сложившемуся порядку — нарушители глобального колониального грабежа, подстрекатели восстаний рабов, беженцы, к которым могли убежать низшие классы и начать войну против своих формальных хозяев. В пиратской республике Сале, вблизи нынешней столицы Марокко, была использована представительская демократия за столетие до Французской революции. На Карибах многие из беглецов присоединились к остаткам коренных сообществ и приняли их эгалитарные структуры. Этот социальный класс пиратов также во многом состоял из протоанархистских социальных революционеров, таких как левеллеры, диггеры и рантеры, изгнанных из английских исправительных колоний в Новый Мир. Многие пиратские капитаны избирались и могли быть отозваны в любой момент.

«Власти обычно были шокированы их либертарными тенденциями; голландский губернатор Маврикии встретил пиратский экипаж и так прокомментировал это: «Каждый имел право высказываться не меньше, чем капитан, и каждый носил свое оружие у себя за пазухой». Подобное сильно угрожало порядку европейского общества, где огнестрельное оружие было привилегией высшего класса, и сильно контрастировало с торговыми кораблями, где все, что можно было использовать как оружие, хранилось под замком, а также и с военно-морским флотом, где основной целью морской пехоты на военных кораблях было удержание экипажа на своих местах»[152].

Пиратские сообщества также культивировали и большее гендерное равенство, а часть пиратских капитанов были женщинами. Многие пираты считали себя Робин Гудами, и лишь немногие относили себя к какому-либо государству. В то время, как одни пираты вовлекались в стратегию меркантилизма, продавая украденные товары покупателям, готовым заплатить наибольшую цену, или даже участвуя в работорговле, другие пираты составили раннюю силу аболиционизма, помогая восстаниям рабов и привлекая многих бывших рабов. Власти колоний Северной Америки, таких как Вирджиния, были обеспокоены связью между пиратством и восстаниями рабов. Страх побега рабов к пиратам и грабежа своих бывших хозяев, а также межрасовых восстаний побудил колониальные власти к принятию законов, наказывающих межрасовые связи. Эти законы были первыми юридическими попытками институциализации сегрегации и распространения расизма среди белого простонародья.