Анархия работает

Децентрализованное, коммунитарное общество с устоявшимся экологическим этосом является наиболее подготовленным для предотвращения разрушения окружающей среды. В экономических системах, в которых местную экономическую независимость оценивают по торговле и производству, общинам приходится иметь дело с экологическими последствиями своей собственной экономической деятельности. Они не могут заплатить другим, чтобы те забрали их мусор или умерли от голода, ради того, чтобы жить в изобилии.

Местный контроль над ресурсами также препятствует перенаселению. Исследования показали, что, когда члены общества могут непосредственно наблюдать, как наличие большого количества детей сокращает имеющиеся ресурсы, предназначенные для всех, они держат свои семьи в рамках рационального предела. Но когда эти локализованные общества включены в глобальную экономику, в которой большинство ресурсов и отходов импортируется и экспортируется, и дефицит возникает в результате, по-видимому, произвольного колебания цен, а не из-за истощения местных ресурсов, рост населения неустойчив, даже если более эффективные формы контрацепции становятся доступными.[82] В книге «Глазами государства»[83] Джеймс Скотт объясняет, каким образом правительства проводят в жизнь «четкость» — единообразие, которое позволяет контролировать и отслеживать людей. В результате, такие общества потеряли местные знания, необходимые для понимания проблем и обстановки.

Капитализм, христианство и западная наука — все разделяют один миф о природе, который поддерживает ее эксплуатацию и неуважение к ней и рассматривает мир природы как мертвый, механический и существующий для удовлетворения человеческих потребностей. Эта мания величия, выдаваемая за здравый смысл или божественную истину, показала свою, вне всякого сомнения, самоубийственную сущность. Вместо нее нужна культура, уважающая мир природы как живой и взаимозависимый и понимающая наше место в этом мире. Брюс Стюарт, писатель и активист маори, рассказал в интервью, указывая на цветущий виноград, который он посадил у своего дома:

«У этого винограда больше нет названия. Наше имя «маори» было потеряно, поэтому мы должны найти другое. Только одно такое растение осталось в мире, растущее на кишащем козами острове. Растение может взойти в любой день. Итак, я получил семена и посадил их здесь. Виноградная лоза выросла, и, хотя обычно до цветения должно пройти двадцать лет, это растение зацвело уже после семи.

…Если мы собираемся выжить, то каждый из нас должен стать kaitiaki (по-моему, это самое важное понятие в моей собственной культуре маори). Мы должны стать смотрителями, опекунами, попечителями, воспитателями. В прежние времена каждая whanau, или семья, обычно ухаживала за определенным участком. Одна семья могла присматривать за рекой от одной скалы до следующего поворота. И они были kaitiaki для рыб, птиц и растений. Они знали, когда можно было употребить их в пищу, а когда время для этого еще не настало, когда птицам нужна была защита, люди накладывали на них rahui, что означало, что птицы становились временно неприкосновенными. Некоторые птицы были постоянно tapu, то есть постоянно неприкосновенны. Эта защита была столь строга, что люди могли умереть, если бы нарушили правила. Это просто. Для этого не нужна охрана. Христианские миссионеры своим рвением окультурить моих предков уничтожили концепцию tapu, как и многие другие».[84]