Напомним не утратившую еще и сейчас значения характеристику «человека», принадлежащую Бакунину: «Созерцаемое с точки зрения земного, т. е. реального, а не фиктивного существования, огромное большинство людей представляет зрелище такого унижения, такой бедности подвигов воли и ума, что надо обладать действительно большой способностью к самообману, чтобы отыскать в них бессмертную душу и проблеск свободной воли. Они являют себя нам существами, всецело и фатально обусловленными прежде всего внешней природой, характером почвы и всеми материальными условиями своего существования, обусловленными бесчисленными отношениями политическими, религиозными и социальными, обусловленными обычаями, привычками, законами, целым миром предрассудков и мыслей, медленно скопленных предыдущими веками, и которые они получают, рождаясь среди общества, коего они никогда не являются творцами, но, напротив того, сперва произведениями, а потом инструментами. На тысячу людей можно найти разве одного, о котором можно бы сказать, с точки зрения относительной, а не абсолютной, что он желает и думает сам от себя. Огромное существо человеческих индивидуумов, не только среди невежественных масс, но и среди цивилизованных и привилегированных классов, желают и думают только то, что свет вокруг них желает и думает; они полагают, конечно, что желают и мыслят сами по себе, но действительно они лишь рабски, рутинерски, с совершенно незначащими и ничтожными изменениями, повторяют мысли и желания других. Это рабство, эта рутина, неисчерпаемые источники общих мест, это отсутствие бунта в воле и это отсутствие инициативы в мысли индивидуумов являются главными причинами приводящей в отчаяние медленности исторического развития человечества» («Бог и государство»).
Не будем говорить о тех, кто не понимает вообще, что свобода и связанные с нею творческие потенции и чувство морального долга имманентны человеческой природе.
Оставим в стороне всех, отстаивающих «дурную» свободу, т. е. свободу только для себя с беззастенчивым попиранием прав других.
Но в самой совершенной человеческой природе современности бьют еще глубокие родники пресмыкательства.
Да! Современный человек – эгоист, скептик, бунтарь. Он громит авторитеты, низвергает кумиров, опрокидывает власть. Все эти разнородные и разнокачественные элементы свободолюбия живут в нем, как жили и раньше. Свидетельство – его сложная и пестрая история.
Но, разрушая и ломая, разве современный человек не творит себе сейчас же на месте поверженных кумиров новых и служит им то с повадкой лукавого раба, то с усердием влюбленного фанатика?
Цепи и человек неразлучны доселе. Под разными ликами – высокой разрешающей церкви, железной устрояющей власти, благодетельной ферулы товарищей, государства, коммуны, союза – деспотизм овладевает человеческой душой, обращая для нее в абсолют относительное и временное и заставляя забывать о безусловном.
И идолопоклонство это носит тем более «дурной» характер, что оно соединяется с искажениями и переделками своих кумиров – Христа, Маркса и пр. – применительно обстоятельствам.
Так было и так будет еще долго, ибо свобода рождается в труде и творческом подвиге, а не из благочестивых пожеланий и не из партийного кликушества.
Поэтому для анархизма нужен прежде всего человек.
Тот, кто не чувствует в себе неумолчного голоса совести, кто, требуя права для себя, безразличен к свободе и правам других, тот не анархист. Тот, кто не имеет сильной воспитанной воли, ясного сознания своей цели, кто способен перестраивать свои идеалы, в зависимости от случайного наушничества, тот не анархист.
Анархист не может терпеть умаления своей свободы, от кого бы оно ни исходило – от власти абсолютного монарха или от диктатуры пролетариата. Он отрицает самодержавие во всех его формах. Для него нет фетишей, как бы они ни назывались – «класс», «партия», «народ».
Анархист бесстрашен. Ничей авторитет не может отклонить его от исполнения велений его личной совести. Но он должен смело противостоять попыткам бессмысленного насилия и должен быть готов всегда отдать себя и все свое одушевляющей его вере.
Анархист великодушен. Он разрушитель-творец, но не мучитель, не погромщик, бессмысленно сметающий чужие труды.
И если нет анархиста, не может быть анархизма как строя. Но анархизм возможен и нужен как труд, как борьба.
Нет социально-политической веры, более далекой от квиетизма, от холодного созерцания, чем анархизм. В свете своей совести он сметает все окружающее, чтобы на обломках рабства и социальной несправедливости создать свободного человека.
Пусть каждый отбросит схоластический балласт и пожертвует доктринерским хламом ради вольного простора жизни. Пусть каждый почувствует в себе бьющий в нем океан устремлений!
Многие ли слышат сейчас его волны? Одни – рабы, пресмыкаются в прахе, другие – варвары, не научились слушать их.
И когда каждый – и самый малый из всех – почувствует себя творцом, родится анархизм.