Анархизм

Подавляющее большинство анархистов всегда полагало, что анархизм как миросозерцание доступен на всех ступенях интеллектуально-морального развития, что нет особых препятствий к водворению анархистского строя «сейчас», «немедленно» даже в такой отсталой во всех отношениях стране, как Россия. Ни беспросветное невежество нашего народа, ни техническая его неподготовленность, ни «алкоголизм», ставший уже давно «национальной» нашей особенностью, ни равнодушие и даже пренебрежительное отношение к культурным ценностям не могут в их глазах служить тормозом к торжеству анархических идеалов.

Но подобные мечты и даже утверждения являются глубоким трагическим недоразумением. Уже социализм – согласно заявлениям наиболее авторитетных представителей его – требует для осуществления своей программы наличности реальной техно-экономической подготовки и политической зрелости масс.

Но социализм есть решение хозяйственной проблемы. Его интересует лишь планомерная организация производства и распределения продуктов в целях достижения социального равенства. Человека как такового, вопреки его заверениям, он оставляет в покое. И каждый голодный может быть социалистом. В широком масштабе это иллюстрируется опытом настоящей русской революции[33].

Тот же опыт подтвердил правильность и других заключений, делавшихся задолго до современных событий. Именно: социализм, ставя себе совершенно новея цели, методы действия охотно заимствует из практики «буржуазного общества». Та же централизация, те же диктаторские замашки у правительства – декреты сверху, «классовое» презрение к «правам личности», революционная цензура, революционные жандармы, революционная тюрьма. Все – старые, испытанные буржуазией средства.

И все эти соображения, разумеется, нельзя отвести указанием на «остроту» момента. Ибо, даже оставляя в стороне отдельные неизбежные противоречия настоящего момента, все же необходимо признать, что и современный социализм насквозь пропитан централистическими тенденциями, попрежнему строится он сверху вниз, демагоги благодетельствуют массу, а местные органы классового представительства могут цензуровать и привлекать к ответу кого угодно, но только не правительственную власть. Это то социалистическое самодержавие, которое при известной настойчивости может заставить умолкнуть буржуазию, но оно не задавит личность. Последняя встанет рано или поздно против новой формы гнета.

Анархизм никак не может быть сведен к хозяйственному благополучию людей. И анархизм не может быть введен никаким «декретом» и не может быть плодом более или менее удачного «бунта».

Анархизм требует свободного человека, требует самодеятельности, воспитания, культуры.

Даже те страны, которые оборудованы по последнему слову капиталистической техники, которые переболели уже парламентаризмом, которые вырастили мощные классовые организации – и те еще далеки подлинному анархизму.

Сознательный массовой анархизм – организованный революционаризм – только начинает еще говорит (анархо-синдикализм), а подавляющее большинство революционно настроенных людей все еще мечтает о «разумности» и блаженствах социалистического государства и ждет просвещенных указаний «сверху», от «вождей». Даже величайшее катастрофическое событие современности – мировая война – дала поразительно мало в смысле уяснения социального самосознания. В России же она обнаружила нашу исключительную неподготовленность и неумелость в созидании новой общественности.

И мечтания о водворении у нас, в России, теперь же анархического строя – не только бесплодная, но и вредная утопия. Чрезмерные иллюзии губят самый анархизм.

Вчерашний раб не может стать сегодня анархистом.

Вспомним, какие славословия «народу-земледельцу», не желающему «государствовать», раздавались в рядах славянофилов. Но уже и в мессианистических кликах Хомякова прорывались тревожные ноты о привычке к рабству «народа-богоносца». Он ясно отдавал себе отчет в том, что «народ порабощенный (а где нет еще сейчас в анархистском смысле не порабощенного народа? – А. Б.) впитывает в себя много злых начал, душа падает под тяжестью оков, связывающих тело, и не может уже развивать мысли истинно человеческие».

Изукрашенная русская община имела весьма мало в себе «анархического». В ней не было личности, следовательно, не было и сознания человеческого достоинства. Не все «изгои» могли быть и были анархистами, но возможные «анархисты» были среди «изгоев», а не оставались в общине.

«Всего менее эгоизма у рабов», – говорил Герцен, разумея под «эгоизмом» личное самосознание, сознание личного достоинства.

И нужно, чтобы «раб», «порабощенный», возвысился до личного самосознания, воспитал в себе сознание личного достоинства. А это не делается ex improv so, по желанию.