Вр въ спасительную силу положительнаго законодательства и администраціи, характеризовавшей ученіе меркантилистовъ, физіократы противопоставили глубокое убжденіе въ торжеств извчныхъ законовъ природы надъ временными и случайными твореніями человка. Соціологическія построенія Кенэ, основоположника физіократической доктрины, базируютъ на идеяхъ естественнаго права. Въ кажущемся хаос общественныхъ явленій онъ склоненъ видть строгую закономрность — «естественный порядокъ». Законы этого порядка созданы Богомъ. Они — абсолютны, вчны, неподвижны. Благоустроенное общежитіе должно быть построено на ихъ познаніи. Такой порядокъ, создаваемый человчествомъ, въ соотвтствіи съ извчными принципами, Кенэ и его школа называютъ «положительнымъ порядкомъ» (Ordre positif). Этотъ порядокъ, въ отличіе отъ перваго, носитъ временный относительный характеръ и подлежитъ дальнйшимъ усовершенствованіямъ.
Но если воззрніямъ Кенэ и его послдователей суждено было остаться, по преимуществу, отвлеченнымъ умозрніемъ, безъ особаго вліянія на судьбы государственной практики, классическая школа политической экономіи, въ лице Мальтуса, Смита, Рикардо и ихъ эпигоновъ въ Англіи и на континент, сумла изъ отвлеченныхъ посылокъ естественнаго права сдлать вс практическіе выводы.
На страницахъ экономической науки появился отвлеченный «экономическій человкъ», руководимый только своимъ «среднимъ» хозяйственнымъ эгоизмомъ. Иные стимулы его жизни просто игнорировались; полная его свобода была объявлена условіемъ всеобщей гармоніи, а свободная, ничмъ неограниченная борьба между хозяйственными единицами возглашена естественнымъ, незыблемымъ закономъ, покушенія на который безсмысленны и безплодны. Рабочій и капиталистъ, товаръ и капиталъ, деньги и заработная плата и вс иныя экономическія категоріи пріобрли въ конструкціяхъ ихъ абсолютный самодовлющій смыслъ. Въ погон за логической стройностью своихъ теорій, буржуазные экономисты, а за ними и ихъ методологическіе наслдники насильственно уродовали жизнь. Они населили ее надорганическими существами — абстрактными «эгоистами», абстрактными капиталистами, абстрактными рабочими. Все въ фантастастическихъ системахъ ихъ, дйствовало съ неукоснительной правильностью часового механизма. Безпримрный оптимизмъ окрасилъ ихъ построенія. Въ разгул хищническихъ инстинктовъ, казалось имъ, они нашли ключъ къ человческой гармоніи. Все ими было предусмотрно; геній, знаніе, остроуміе соединились, чтобы выстроить по всмъ правиламъ раціоналистической науки, экономическіе карточные домики, которые жизнь развяла потомъ однимъ дуновеніемъ.
ХVІІІ-й вкъ былъ эпохой высшей напряженности рацiоналистической мысли. Никогда позже не имла она такого разнообразнаго и блестящаго представительства, никогда не окрашивала собой цлыя общественныя движенія.
Но, разумется, раціоналистическое мышленіе не умираетъ съ XVIIІ-ымъ вкомъ.
Въ ХІХ-омъ раціонализмъ волнуетъ философскую мысль, воплощаясь въ «панлогизм» Гегеля, проникнутомъ врой въ могущество разума, полагающемъ разумъ самодовлющей причиной caмаго бытія. Въ этомъ ученіи не было мста индивидуальному «я», живой, конкретной, своеобразной личности.
Въ области политической и правовой мысли успхи рацiонализма сказались въ возрожденіи «естественнаго права» въ разнообразныхъ его формахъ, но уже съ рядомъ принципіальныхъ поправокъ къ конструкціямъ стараго «естественнаго права».
Наконецъ, раціоналистическія схемы во многомъ подчинили себ и крупнйшее изъ идеологическихъ движеній ХІХ-аго вка — соціалистическое.
Раціонализмъ обнаружилъ поразительную живучесть. Не было ни одной исторической эпохи, которая не знала бы его.
Но, какъ ни былъ чистъ энтузіазмъ его жрецовъ, какъ ни были прекрасны т узоры, которые ткала человческая мысль въ поискахъ совершенныхъ условій земного существованія — жизнь реальная, пестрая, неупорядоченная мыслителями жизнь, была сильне самой тонкой и изощренной человческой логики.
Подъ ударами ея гибли системы, теоріи, законы. И гибель ихъ не могла не погружать въ пучины пессимизма ихъ недавнихъ поклонниковъ. Она будила протесты противъ идолопоклонства передъ разумомъ.
Уже въ ХVIII-мъ вк «эмпиристы» и во глав ихъ Юмъ предъявили раціоналистамъ рядъ серьезныхъ возраженій. Они отвергли ихъ ученіе — о возможности раскрытія причинной связи вещей черезъ изслдованіе отношеній между понятіями. Они выразили недовріе «разуму» и на первое мсто поставили «опытъ». Раціоналисты считали математическія науки абсолютно достоврными; эмпиристы, прилагая къ нимъ свой опытный критерій, отвергли ихъ соотвтствіе дйствительности, такъ какъ математическія науки не есть науки о реальномъ бытіи. Эмпиристы перестали видть въ «разум» единый источникъ познанія. Истиннымъ познаніемъ они назвали то, которое пріобртается черезъ органы чувствъ.
Юмъ былъ не только философомъ, но и политическимъ мыслителемъ, и его философскія убжденія легли въ основу его историко-политическихъ конструкцій.