Анархизм

Въ противоположность дйствующему положительному праву, естественное право — вн исторіи. Для него нтъ — гипноза настоящаго. Его задача — построить т идеальныя цли, которымъ должно отвчать всякое право. Источники, въ которыхъ почерпаетъ оно свой матеріалъ — всечеловчны: это — самъ внисторическій человкъ, его разумная природа, его неограниченное влеченіе къ свобод. Естественное право не хочетъ мутить эти чистые родники историческими наслоеніями; именно потому оно и естественное, а не искусственное, не историческое[8].

Гоббсъ и Локкъ, Гуго Гроцій и Спиноза, Пуффендорфъ и Кантъ, Руссо и Монтескье и за ними цлая плеяда политическихъ мыслителей построила идеальное «раціоналистическое государство» (Сіvitas institutiva). Въ основ государства лежалъ договоръ. «Послдовательное проведенiе идеи соціальнаго договора — пишетъ нмецкій государственникъ Еллинекъ — необходимо приводить къ иде сувереннаго индивида — источника всякой организаціи и власти». Отсюда неизбжно вытекало положеніе, что, если творцомъ всего существующаго была суверенная внисторическая личность, она была и верховнымъ судьей во всхъ вопросахъ, касающихся общественной организаціи. Если данная власть есть только результатъ свободнаго договора, то расторженіе договора есть паденіе власти, ибо ни одинъ свободный человкъ не могъ бы согласно договорной теоріи — добровольно отказаться отъ правъ на свободу самоопредленія.

Подъ знаменемъ этихъ идей выступала въ восемнадцатомъ вк въ Англіи, Америк, Франціи и вся революціонная публицистика. Спекуляціи отвлеченной мысли она претворила въ дйственные лозунги. Продолжая гуманистическое движеніе ренессанса, она утверждала, что нтъ и не можетъ быть преградъ просвщенному человческому разуму. Свободный отъ цензурнаго гнета онъ создаетъ идеальныя условія человческаго общежитія. Историческій опытъ былъ взятъ подъ подозрніе, творчество массъ подверглось осмянію. По удачному опредленію одного историка — вся исторія человческой культуры подъ перомъ Вольтера могла бы принять слдующій видъ: до Вольтера и его раціоналистическихъ товарищей — мракъ, суевріе, невжество; съ ихъ появленіемъ — «разумъ необъяснимо и сразу вступаетъ въ свои права».

Великолпную характеристику мыслителя этой эпохи далъ намъ Доуденъ въ портрет одного изъ родоначальниковъ анархистскаго міровоззрнія — Годвина: «Ни одинъ писатель не выражаетъ боле ясно, чмъ Годвинъ, индивидуализма, характеризующаго начало революціоннаго движенія въ Европ; ни одинъ писатель не даетъ боле поразительнаго доказательства абсолютнаго отсутствія историческаго чувства. Человкъ у него не представляется созданіемъ прошлаго... Насталъ какъ-бы первый день творенія. Вся вселенная должна быть переустроена на принципахъ разума, безъ вниманія къ накопившимся наслдственнымъ тенденціямъ. Есть что-то возвышенное, трогательное и комическое въ томъ героическомъ безуміи, съ которымъ философъ въ своемъ рабочемъ кабинет образуетъ цлый человческій міръ»...

На раціоналистическомъ фундамент воздвигнутъ и одинъ изъ величайшихъ памятниковъ человческой мысли, бывшій политическимъ принципомъ революціи XVIII вка, ея соціально-политической программой: декларація правъ человка и гражданина.

Конечно, сама декларація была результатомъ чрезвычайно сложныхъ и противорчивыхъ историческихъ вліяній. Новйшія изслдованія показали, что мысль установить законодательнымъ путемъ рядъ прирожденныхъ, священныхъ, неотчуждаемыхъ правъ личности — не политическаго, a религіознаго происхожденія и восходитъ не ко времени французскихъ или американскихъ освободительныхъ движеній, а къ гораздо боле раннему времени — эпох реформаціи. Французская декларація впитала въ себя множество историческихъ струй. Отсюда ея противорчія и пестрота, за которыя ее обвиняютъ изслдователи, критически настроенные къ принципамъ 89 года. Но декларація замчательна тмъ, что освободительные принципы, созданные задолго до нея, были претворены въ ней силой философскаго генія и темперамента ея творцовъ, въ общечеловческую проповдь, обращеніе къ міру. И не только декларація и другіе политическіе акты революціи были продуктомъ естественно-правовыхъ воззрній, но можно было-бы сказать, что вся революція въ ея послдовательныхъ превращеніяхъ была грандіозной попыткой реализаціи раціоналистическихъ мечтаній.

Но если для прославленія суверенной внисторической личности строились многочисленные памятники, реальная, конкретная личность, наоборотъ, осталась въ жизни безъ защиты. Революціонная государственность заливала ее потоками декретовъ, ее гильотинировалъ якобинизмъ, позже гибла она на всхъ европейских поляхъ, защищая идеи «отвлеченнаго космополитизма» противъ «воинствующаго націонализма» вспыхнувшей реакціи.

Подъ тмъ же раціоналистическимъ гипнозомъ жила и экономическая мысль.

Съ именемъ физіократовъ или «экономистовъ XVIII вка» связано представленіе не только объ опредленной экономической доктрин, но и о новомъ міросозерцаніи, пришедшемъ на смну идеямъ стараго порядка.