– Обычно больше половины зрителей – это дети, а последнюю неделю треть трибун заполняют мужчины. На тебя приходят посмотреть.
Марина неловко улыбнулась.
– Ладно вам, номер просто удачный.
– Номер и правда замечательный, но почему всё чаще фотографируются не с дельфинами, а с тобой?
Марина не знала, что на это ответить, она и сама заметила эту странную тенденцию.
– У меня яркий костюм.
Она единственная выступала в бордовом гидрокостюме, что в сочетании со светлой кожей Принцессы смотрелось особенно броско.
Сергей ухмыльнулся и похлопал Марину по плечу.
– Если бы дело было в этом, мы бы все выступали в жёлтых костюмах в красный горох.
Марина запрыгнула в катер и кивнула, указывая я на трос.
Сергей отвязал верёвку и перекинул через борт.
– Увидимся послезавтра. Не забудь, наша очередь чистить рыбу.
Марина кивнула и завела мотор.
Уже месяц, как она стала полноправной обладательницей «Афалины». Теперь она могла не только водить машину, но и управлять катером и гидроциклом. После долгого простоя «Афалину» пришлось отправить в ремонт и обновить покраску. Марина еле дождалась, когда ей вернут катер, забегала в мастерскую ежедневно и интересовалась, как там поживает её «девочка». В один из таких дней сделала татуировку на левой руке, навсегда снабдив себя подсказкой в виде буквы «л».
Когда настал день её близкого знакомства с «Афалиной», она не могла унять нервную дрожь. Водить училась на катере, как две капли воды похожем на её «девочку», и одновременно совсем другом. Он для неё был чужим, временным, словно книга из библиотеки, залапанная сотнями рук. Её «Афалина» принадлежала только Счастливчику, а теперь ей. Гордая, разборчивая красавица, не допустившая к себе чужаков.
Марина завела мотор, прислушиваясь к утробному урчанию катера, в нём слышалось что-то довольное и радостное, как смех сытого великана. «Афалина» дёрнулась и вылетела пулей, слегка откидывая Марину назад. Ветер овеял разгорячённые щёки, отбросил волосы вместе со шляпой, о которой она забыла. Марина оглянулась, провожая взглядом уносящийся вдаль головной убор, и рассмеялась. Вот она, та свобода, тот полёт над морем, о котором она мечтала! Упоительно острое чувство щекочущей кожу опасной бесконечности.
Первые дни Марина не брала на борт пассажиров, упивалась одиночеством, наслаждалась возможностью выпустить наружу отчаяние и боль, что разъедали её уже больше года. Посторонние приняли бы её за сумасшедшую, она смеялась и плакала, а иногда делала и то, и другое одновременно, кричала в голос и пела жуткие песни Дуги.
Работу официанткой она оставила, как только накопила деньги на обучение. А в мае освободилась и от занятий в техникуме. Теперь она имела диплом ветеринара и разбиралась в важнейшей вопросе: знала с какой стороны у коровы вымя. Илья был бы доволен. Пять раз в неделю Марина выступала в дельфинарии. Каждые четыре дня рабочий день в Утрише начинался с чистки рыбы для всех дельфинов и котиков. Тренеры разделились на дежурные группки, именно они в определённый день отвечали за рацион своих подопечных. Марина и не думала, что когда-нибудь будет счищать чешую в таких количествах, что запах рыбы въестся в пальцы. После выступления, она осматривала вверенных ей Принцессу и Пикассо, если была необходимость, то задерживалась, но чаще всего во второй половине дня уже была свободна. Лазаревы покидали дельфинарий позже: их афалины участвовали в дельфинотерапии.
Марина отправлялась в Штормовое на катере. До вечера катала отдыхающих или на гидроцикле или на «Афалине», «банан» и «таблетка» так и остались лежать в гараже пыльными цветными шкурками.
В Утриш ходил теплоход из Анапы, он делал крюк в Штормовом, подбирал на пирсе желающих увидеть шоу в дельфинарии и таким же путём возвращался обратно. Марина чаще всего добиралась на «Афалине», успев перед этим покатать самых ранних посетителей пляжа. Иногда брала с собой пассажиров и до Утриша. Но чаще отправлялась туда в одиночестве, сопровождаемая в пути свободными дельфинами.
В середине июня неожиданно вернулась Алсу. В течение года она почти не напоминала о себе. Изредка звонила, и дважды написала. Словно не хотела, чтобы её старая жизнь вторгалась в новую. Как оказалось, причина была другой. Демид исполнил мечту Алсу: её грудь подросла на два размера, а нос заострился, но взамен инвестор в красоту потребовал полное подчинение. Добившись от южной красавицы близости, перестал её боготворить и быстро опустил до уровня служанки. Последние месяцы он начал поднимать на неё руку, только лицо не трогал, боялся попортить финансовые вложения.
После очередного избиения, Алсу набралась смелости и сбежала от него. Как бы ей не было стыдно возвращаться в родительский дом, униженной и несчастной, это было единственное место, где её ждали и всегда могли поддержать. О своей несчастной участи в роли домашней рабыни она никому не рассказала, но Марина всё поняла, едва увидела на смуглой коже сестры следы от побоев и даже шрамы.