Анасейма

Марина же донашивала вещи за старшей сестрой и если вдруг хотела обновку, то просила купить шляпу или новый купальник. Из украшений признавала только ракушки. Инна наблюдала перипетии в семье словно со стороны, всё чётче осознавая, что деньги расходуются как-то странно, нерационально. В десять лет она уже понимала, что заработанное за сезон нужно тратить постепенно, а не одним махом. Хорошо бы родителям найти подработку на зиму и не тянуть до мая, накапливая долги, ограничивая рацион картошкой и домашними заготовками.

В середине года за парту к Марине сел мальчишка. Как оказалось, не новенький, просто она не присматривалась к ученикам из параллели и приняла его за приезжего. В наследство от папы Женьке досталось веснушчатое лицо, большой рот и мотоцикл. Прав у него ещё не было, но все его мысли устремились в тот день, когда он сядет на железного коня и покатит в закат с Мариной. С этого он и начал знакомство.

– Поедешь со мной кататься на мотоцикле?

Марина отвлеклась от вырисовывания дельфина на своём предплечье.

– Обычном? – она закусила колпачок ручки и задумалась. – Или гидроцикле? Давай.

Теперь задумался Женя. Он жил в соседнем посёлке и о Марине знал только то, что она русалка. Чем зарабатывает её отец не ведал, но ответ Марины ему понравился. С того дня, если Марина не сбегала с уроков, он провожал её до дома, неся в каждой руке по портфелю.

Марина удивительно легко подружилась с Женей, воспринимала его, как подругу или как ещё одну сестру. Женя умел быть ненавязчивым и незаменимым. У него всегда была запасная ручка и свободное время, удивительно часто находились срочные дела в Анапе в те же дни, что и тренировки у Марины.

Алсу посмеивалась над ними, дразнилась женихом и невестой и добавляла нарочно пугающим голосом:

– Всё Илюхе расскажу.

Марина всерьёз эти угрозы не воспринимала. Женю и Илью не ставила в один ряд, они занимали слишком разные места в её жизни. Женька был рядом, вокруг, а Илья – внутри.

До последнего звонка осталась всего неделя, расслабились не только школьники, но и учителя. В большинстве домов уже поселились уставшие от работы бледнокожие трудоголики, которым срочно требовался отдых. Ученики повально принялись пропускать уроки, учителя не слишком их ругали: сами занимались устройством гостей.

Марина залетела в спальню в поисках чистого листка, мама разговаривала по телефону с постояльцами, а под рукой не оказалось даже клочка бумаги, чтобы записать, о чём они всё-таки договорились.

Открыв ящик письменного стола, она вынула блокнот Инны с рецептами и, быстро пролистав, нашла чистую страницу. Выдернув листок, понеслась обратно к маме, размахивая растрёпанным блокнотом. Татьяна благодарно кивнула ей и принялась записывать, периодически соглашаясь с невидимым собеседником.

Обратно в спальню Марина шла, пролистывая блокнот. Не присматривалась, задумавшись о приближающемся лете. Среди страниц мелькнуло знакомое имя. Марина остановилась, пролистала блокнот, медленно, внимательно всматриваясь в почерк. На предпоследней странице обнаружила красиво написанное имя «Илюшенька» и россыпь сердечек в каждой клетке.

Инна зашла в комнату и сразу поняла, что её секрет обнаружен. Блокнот лежал на подоконнике рядом с Мариной, раскрытый на той самой странице. Краснела Инна быстро и ярко. В этот раз даже шея запылала.

– Зачем ты его трогала?

Марина отвлеклась от разглядывания пейзажа в окне.

– Да подумаешь, в Илюху влюбилась.

Инна сморщилась, изо всех сил удерживаясь от слёз.

– Нельзя чужое трогать! Это подло.

Марина слезла с подоконника и обошла Инну, а у двери оглянулась.

– Тоже мне секрет. Я в первый же день поняла, что ты в него влюбилась.

Несколько дней сёстры не разговаривали. А потом приехали новые постояльцы и всё как-то забылось. В этот раз Юдины знали, что семья Ибер не приедет, но втайне надеялись, что их планы поменяются, и они нагрянут внезапно, как смерч на море.

Лето пронеслось, как «Афалина» над гладью моря. Постояльцы сменялись одни за другими. К большинству Юдины относились ровно и доброжелательно, как к старым знакомым, редко, когда в гостях оказывались незнакомцы, к которым нужно было привыкать.

 Дуги приехал в середине лета, затесался на четыре дня между двумя семьями. Бренчал на гитаре под черешней, даже обучил Марину наигрывать «В траве сидел кузнечик». Сидя на пирсе, поведал очередную тайну о душах чаек и посоветовал никогда не есть их мясо.

Сразу после Дуги приехала семья с говорящей фамилией Страховы. Нелюдимые, нахохленные, словно больные птицы, даже на пляже они умудрялись ото всех отделиться. А может, это окружающие чувствовали их настроение и сами расчищали вокруг них зону отчуждения.

С ними приехал единственный сын. Они его били. Регулярно, не ремнём и не по ягодицам. Впервые Марина стала свидетельницей оплеухи по лицу. Как бы Счастливчик не злился на дочерей, никогда он не наказывал их рукой, и уж точно не касался лица.

– Место, через которое вправляют мозг – это жопа, – говорил он.