21 июня Ракоши отбыл в Москву для участия в рабочем совещании представителей компартий советского блока. Как раз перед этим советские лидеры впервые после восстановления нормальных отношений принимали у себя дома И. Броза Тито. Визит югославского маршала в Советский Союз, длившийся более 20 дней (с 1 по 23 июня), был организован с большой помпой. Достаточно вспомнить о многотысячном митинге советско-югославской дружбы на стадионе «Динамо» 19 июня, призванном символизировать полное преодоление взаимного недоверия. Московская июньская встреча (как и состоявшаяся годом ранее, в конце мая — начале июня 1955 г. белградская встреча) ознаменовала собой важную веху в сближении советского блока со страной, после 1948 г. на протяжении ряда лет находившейся на положении отщепенца. И вместе с тем сверхзадача переговоров так и не была решена. Осознавая экономическую выгоду сотрудничества с СССР, Югославия в то же время нисколько не хотела поступаться своим суверенитетом и продолжала сохранять некоторую дистанцию от советского лагеря, не проявив, в частности, никакого желания вступать в ОВД и СЭВ. Подписанная советско-югославская декларация[258]
носила со стороны СССР явно компромиссный характер, ведь в ней ничего не было сказано ни об идеологическом единстве КПСС и КПК, ни о принадлежности Югославии к блоку государств, возглавляемому СССР. В Кремле не были довольны текстом декларации[259], но прекрасно понимали, что отсутствие обнародованного по итогам длительных переговоров документа будет воспринято во всем мире как знак провала состоявшейся встречи.Беседу по широкому кругу вопросов, лидеры СССР и Югославии не могли не коснуться и положения в Венгрии. Учитывая особую роль Ракоши в ходе антиюгославской кампании Сталина, Тито, чтобы не встречаться с ненавистным ему венгерским деятелем, демонстративно ехал в СССР и из СССР не через Венгрию, а более дальним путем, через Румынию, а в Москве дал понять советским руководителям, что покау власти в Венгрии находится Ракоши, принципиальное улучшение венгерско-югославских отношений невозможно[260]
. Однако и после этого в Москве, как показало последующее развитие событий, некоторое время продолжали склоняться к мнению, что альтернативы Ракоши в Венгрии нет. Как можно судить по выступлению Ракоши на своем политбюро сразу же по возвращении, первый секретарь вернулся из Москвы в Будапешт не разуверенный в поддержке своей персоны со стороны советского руководства в момент, когда он особенно нуждался в этой поддержке[261]. На заседании политбюро он рассказывал соратникам о том, что Хрущев, явно обеспокоенный размахом оппозиционных проявлений в своей стране и раздосадованный публикацией в американской прессе[262]своего секретного доклада, призывал лидеров «народных демократий» к более жесткой реакции на оппозиционные выступления, оживившиеся в их странах после XX съезда КПСС. «Нельзя забывать, что к врагам мы должны применять власть. Нельзя властью злоупотреблять, как это делал Сталин, но употреблять ее надо. Вражеским устремлениям нужно противопоставить госбезопасность, суды, репрессивные органы», — говорил он[263]. Мнение Москвы стало для Ракоши тем более ценным козырем, что в период его отсутствия в Венгрии, 24 июня, дома произошло событие, вызвавшее немалое раздражение первого секретаря ЦР ВПТ: главная газета партии «Szabad Nep», все более попадавшая под влияние реформаторски настроенной части партаппарата, опубликовала статью в поддержку Кружка Петефи и развернувшихся на его заседаниях дискуссий.Хотя в Москве Ракоши и получил не только заверения в поддержке, но и напутствия в борьбе с усилившейся оппозицией, развитие событий в последующие дни внесло заметные коррективы в его согласованные с Москвой планы урегулирования внутриполитических проблем. Более того, заставило лидеров КПСС изменить свое отношение к «проблеме Ракоши». Прежде всего, 28 июня в польском городе Познани демонстрация рабочих, выступивших за улучшение условий труда, вылилась в вооруженные беспорядки, подавленные с помощью армии. Более 70 человек погибло, более 300 получили ранения [264]
. Познаньские волнения, ставшие первым серьезным испытанием на прочность заявленной с трибуны XX съезда КПСС готовности к преодолению сталинского наследия, наглядно продемонстрировали всему мировому сообществу, что на подобные эксцессы в советском лагере будут и впредь реагировать только силой.