Анастас Микоян

Постепенно наметились разногласия Хрущёва с узкой, но очень влиятельной прослойкой общества, так называемой творческой интеллигенцией: писателями, поэтами, композиторами, художниками, деятелями театра. Для начала, эти люди в принципе не могли держать Хрущёва за своего: для них он был слишком груб и неотёсан. Десталинизацию они восприняли с радостью и энтузиазмом, но оказалось, что до полной творческой свободы ещё очень далеко. Твёрдые партийно-идеологические установки никуда не делись, публиковать правду о войне, о катастрофе деревни, о репрессиях, лагерях — по-прежнему было нельзя. Искусством Хрущёв не интересовался, в отличие от Сталина, который лично контролировал литературу, кинематограф и театр. Между тем интеллигенция уже обзавелась современными радиоприёмниками. Даже у бедного рязанского учителя Александра Солженицына был радиоприёмник, и он признаётся, что каждый вечер слушал только «западные голоса».

Радиостанция «Голос Америки» вещала на русском с 1947 года, радиостанция «Свобода» — с 1953-го. Поэтому о страшных событиях в Венгрии советская интеллигенция узнала мгновенно и в подробностях, и разочарование в Хрущёве сменилось презрением к нему и даже ненавистью. Отважный критик Сталина оказался таким же безжалостным душителем свободы.

Что касается большинства населения страны — люди были очень благодарны Хрущёву за то, что он резко увеличил размеры пенсий, за отмену платы за образование, но в общем наблюдали за его действиями со сдержанным скепсисом. Уровень жизни оставался низким. Новый лидер пока в основном только раздавал обещания и затевал мегапроекты (как в случае с освоением целины), а народ по опыту знал, что великие начинания означают необходимость ещё туже затянуть пояса.

Политическая история — довольно узкая дисциплина. Для граждан России и для всего мира 1957 год — это светлая, прекрасная дата, начало космической эпохи. Спутник полетел! А для политических историков эпохальный полёт спутника — лишь военная акция, демонстрация возможностей сверхмощной ракеты. И конечно, любой эксперт в политической истории мгновенно скажет, что 1957-й — это год разгрома «антипартийной группы», год провалившегося заговора против Хрущёва.

Но если взглянуть шире и вдобавок с дистанции в 75 лет, то можно увидеть, что антихрущёвский путч был неизбежен. Вячеслав Молотов был слишком твёрд и упрям в своих убеждениях, чтобы не попытаться убрать Хрущёва — гиперактивного реформатора, ведущего империю, по мнению Молотова, к развалу и катастрофе. Примерно такой же путч попытались устроить члены ГКЧП, задумавшие свергнуть Михаила Горбачёва в 1991 году. Борьба новых идей и старых, схватки реформаторов и консерваторов происходят во всех странах при любом политическом режиме. Консерваторы терпели Хрущёва четыре года, Горбачёва — шесть лет. Есть, разумеется, и принципиальные различия: Хрущёва отстояла партийная верхушка (в том числе Микоян), Горбачёва — вышедший на улицы народ. Но принципы одни и те же: приходит реформатор, начинает действовать сначала осторожно, затем всё более и более смело, а консервативное окружение сначала наблюдает, потом понимает, что реформатор делает ошибки, и пытается его устранить.

В обоих случаях на старте событий реформатор является неочевидной фигурой. В 1950-м никто не мог и помыслить, что у руля страны встанет Хрущёв: в окружении Сталина были гораздо более авторитетные и опытные деятели. Точно так же Горбачёв пришёл к власти только после того, как умерли один за другим дряхлые Михаил Суслов, Леонид Брежнев, Юрий Андропов и Константин Черненко.

В обоих случаях реформы имели неоднозначные и огромные последствия и для страны, и для мировой политики.

В обоих случаях реформы были свёрнуты: в случае Хрущёва — во второй половине 60-х, в случае Горбачёва — во второй половине нулевых.

В обоих случаях — споры продолжаются до сих пор, не только не утихают, но и ужесточаются.

* * *

Хрущёв назвал Молотова «идеологическим лидером» заговора. Биограф Хрущёва Таубман пишет, что десталинизация «угрожала и убеждениям Молотова, и его благополучию». Это вряд ли так. Лучший ученик Сталина, его главный дипломат, Молотов о своём личном благополучии не пёкся ни в малейшей степени. Даже после свержения со всех постов Молотов продолжал жить благополучной жизнью. Мотив Молотова — принципиальный, политический. Молотов отдал Сталину собственную жену, что тут ещё можно добавить? Сталина он боготворил. Он был против малейшего изменения курса, проложенного Хозяином: ведь они прокладывали этот курс вместе.

Ветераны Каганович и Ворошилов сами никакого заговора организовать не могли, но когда увидели, что появился лидер, инициатор — поддержали. Каганович был не так уж и стар — всего 63 года. А вот Ворошилову стукнуло в феврале уже 76 лет, можно было бы и уйти с почётом, но Климент Ефремович, по всей видимости, рассматривал себя как символ незыблемости социалистического миропорядка (кстати, после провала заговора его не тронули).