Анастас Микоян

На следующий день собрались снова, и критика продолжилась. Неожиданно на сторону Хрущёва перешёл секретарь ЦК Михаил Суслов. Есть сведения, что его убедил именно Микоян. Безусловно, между ними существовала связь. Они вдвоём пытались предотвратить кризис в Венгрии, и это их сблизило. Потом, в 1970-е, Суслов станет инициатором вычёркивания имени Микояна из истории страны; такая у них получилась парадоксальная заклятая дружба…

Итак, за Хрущёва встали Микоян, Жуков, Суслов и Кириченко. Против — Молотов, Маленков, Каганович, Шепилов. Ворошилов, Булганин, Первухин, Сабуров формально были против, но колебались, так же как и министр культуры Фурцева. Кандидат в члены Президиума Леонид Брежнев был за Хрущёва, Каганович на него накричал, Брежнев потерял сознание, охрана вынесла его в приёмную.

Наконец Микоян напомнил всем, что по Уставу КПСС 1-й секретарь избирается вовсе не Президиумом, а ЦК. А это 130 человек, работающих в разных концах страны.

Весь день шли яростные споры, и затем всю следующую ночь — непрерывные телефонные переговоры.

Той же ночью и в течение дня 20 июня Жуков организовал доставку членов ЦК на военных самолётах в Москву. Собрать удалось 87 членов ЦК. Из них 20 человек объединились в группу и явились в Кремль и принесли с собой петицию с 57 подписями. Группу возглавлял 1-й секретарь Горьковского обкома КПСС Николай Игнатов, и в ней были маршалы Иван Конев и Александр Василевский. Появление маршалов в полной форме (возможно, с табельными пистолетами) весьма отрезвляюще подействовало на заговорщиков.

Внеочередной Пленум ЦК КПСС начался 22 июня. На нём заговорщики были разгромлены, причём разгром продолжался шесть дней.

На Пленуме присутствовали более ста человек: почти вся партийная элита, а значит, и управленческая, авангард, лучшие из лучших, лидеры, ведущие народ ядерной сверхдержавы в «светлое будущее». Эти люди стали свидетелями бесконечно длинной (шесть дней!) яростной перепалки. Хрущёв, Молотов, Маленков и Каганович поспорили, кто из них более виновен в расстрелах своих товарищей. Причём речь шла не о репрессиях, не о лагерях, а исключительно о пролитой крови. Очевидно, это был самый позорный Пленум в истории Коммунистической партии Советского Союза. В выражениях не стеснялись, гремела площадная брань. Члены ЦК слушали, затаив дыхание.

Своеобразным третейским судьёй выступил Георгий Жуков, назвавший Молотова, Маленкова и Кагановича главными виновниками арестов и казней партийных кадров. Жуков привёл цифры: с февраля по ноябрь 1938 года Сталин, Молотов и Каганович подписали более 38 тысяч смертных приговоров.

Ворошилов, сначала поддержавший заговор, быстро перешёл на нейтральные позиции. Союзники Хрущёва это поняли и избегали нападок на престарелого красного маршала. Булганин, Сабуров, Первухин благоразумно молчали, не встревая в схватку супертяжеловесов. Шепилов выступил с речью, призвал всё же вернуться к повестке и обсудить критику в адрес Хрущёва, но его не поддержали по объяснимым причинам: всем хотелось и дальше наблюдать, как железные наркомы Сталина матерят друг друга.

Главный итог разгрома «антипартийной группы» не в том, что Молотов, Маленков, Каганович и Шепилов были вышвырнуты из руководства, и не в том, что Хрущёв укрепил свою единоличную власть. Главный итог — в потрясении, которое испытала элита страны, наблюдая, как вчерашние безусловные авторитеты превратились в пауков в банке. На том Пленуме ЦК из всех заговорщиков только Молотов стоял до самого конца, что, в общем, делает ему честь: понимая, что проигрывает, он продолжал драться.

Что касается Шепилова — история обошлась с ним ещё более жестоко, чем с прочими путчистами. В официальных сообщениях антипартийная группа называлась «Молотов, Маленков, Каганович и примкнувший к ним Шепилов». Эта формула стала поговоркой. Впрочем, уже через несколько лет она вышла из речевого оборота. Судьба Дмитрия Шепилова — трагедия. Он мог бы стать великим человеком и внести вклад в развитие страны, но в памяти народа остался в ничтожном статусе «и примкнувшего к ним», безвозвратно перешёл из политического контекста в фольклорно-анекдотический. Молва людская бьёт без промаха, и она безжалостна — ибо и народы России никакой жалости к себе не знали никогда.

Микоян на Пленуме выступал дважды, 24 и 25 июня. Стенограмма его речи — более 70 страниц.