Анастасия

Это был первый случай, который показался мне детским лепетом по сравнению с последующими происшествиями. Рита все чаще проваливалась в глубокий сон. Она мало ела и пила, и мне с трудом удавалось уговорить ее выйти на улицу прогуляться хотя бы на пару минут. Ее лицо стало белым, как полотно, а глаза потеряли живой блеск.

По ночам она стала кричать. Как-то я услышала, что из ее комнаты доносится голос. Сначала он был тихим, но потом становился все громче и громче. Я села на край кровати и попыталась разбудить Риту, но она не открывала глаза.

– Не трогай, не трогай меня, не прикасайся ко мне! – закричала Рита, и я решила, что она обращается ко мне.

Но лишь спустя пару секунд я поняла, что это продолжение сна:

– Ты не можешь меня трогать, не надо! Я закричу, я буду кричать так, что все услышат… АААААААА.

Я так испугалась, что мне пришлось с силой потрясти ее за плечи. Приподняв Риту, я просила, чтобы она проснулась и открыла глаза, но ее голова продолжала висеть, и она никак не реагировала на меня. Я облокотила ее об спинку кровати и сказала:

– Рита, проснись, это всего лишь сон, слушай мой голос.

Рита приоткрыла глаза. Она посмотрела на меня сквозь опущенные веки. В глазах ее читалась ненависть.

– Ты будешь гнить, собака. Сгниешь весь изнутри.

Голос ее звучал иначе. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы понять, что сейчас передо мной не Рита, а Олимпиада. Мне прекрасно запомнился этот голос. Я положила свою ладонь поверх ее ладони и максимально спокойно сказала:

– Олимпиада, чего ты хочешь?

Снова словно делая невероятные усилия, она посмотрела на меня, и сказала:

– Я хочу умереть.

Ненадолго в комнате воцарилась тишина. Я боялась сделать вдох, стараясь не разбудить прежнюю ярость Олимпиады. Мне было страшно оттого, что я не знала, как вернуть Риту. Если Олимпиада могла так просто управлять разумом Риты, то и навредить ей не составило бы труда. Это могло объяснить то, что девочки сами сводили счеты с жизнью. Тогда зачем было мучить бедных девушек, чтобы снова и снова умирать?

Взяв себя в руки, я набрала в грудь воздуха и сказала:

– Олимпиада, я могу тебе помочь. Скажи только, как?

Девушка посмотрела на меня и уголки ее губ приподнялись. Впервые за несколько дней я видела улыбку на лице, только это была не Маргарита. Она некрепко сжала мою руку, и я почувствовала холод, исходящий от ее кожи.

– Ты хочешь мне помочь? – спросила она.

– Да, – как можно тверже сказала я.

– Мне невозможно помочь, моя судьба предрешена.

– Что случилось с тобой? Кто тебя обидел?

– Все. Они все меня ненавидят, хотят, чтобы я страдала. Я вижу в их глазах презрение и ненависть, похоть и желание сделать больно. Им все равно, что будет со мной.

– Мне не все равно, Олимпиада. Поверь, я хочу помочь. Позволь мне сделать это.

Олимпиада больше ничего не сказала. Губами она улыбалась, но в глазах ее я видела слезы. В них было столько печали, что мне просто захотелось ее обнять. Не знаю, ожидала ли она этого, да только она в ответ обняла меня. Через несколько секунд ее руки обмякли, голова упала мне на плечи. Я отстранилась и увидела, что Рита снова спит.

Утром я ничего ей не сказала. Я разбудила Марго в восемь утра и постаралась накормить. Днем мы выбрались во двор. Телефон Риты молчал, лишь несколько раз в день звонила бабушка Камилла, узнать как дела. Я посмотрела список звонков и не увидела среди них Алекса. Он не соизволил позвонить ей хоть раз.

Мой телефон тоже молчал. С тех пор как я распрощалась со Стасом у дома Марго, мы больше не общались. Я повертела мобильный в руках, удерживая желание набрать знакомый номер. Он не сказал этого, но я поняла, что пока без веской причины нам не стоит разговаривать. Мне было плохо оттого, что я не могу просто так снова услышать его голос. Я словно ждала дня Х, когда его помощь будет просто необходима. Тогда и только тогда я смогу увидеть его.

Я отбросила все мысли прочь и закрыла глаза. Мне так хотелось лечь в кровать и уснуть крепким здоровым сном. Но, я нужна была Маргарите, а теперь и Олимпиаде. Кем бы ни была эта девушка, чтобы она ни натворила, она страдала, и теперь страдали другие. Этот порочный круг стоило прервать раз и навсегда.

В такой тяжелый для нас час я решила облегчить душу и все рассказать Маргарите. Я призналась, что кулон украла я, и что мне тоже снились страшные сны, которые иногда казались весьма реальными. Я рассказала о Стасе, и о том, что это он забрал кулон, и о том, как мы проводили время вместе. Последние воспоминания были самыми приятными. Единственное, что я утаила, это были истории девочек, которые погибли. Такое Рите сейчас точно не нужно было знать.

Следующие несколько дней Маргарита спала беспокойно, но не так, как в ту ночь, когда пришла Олимпиада. Она вертелась, постоянно что-то говорила, кого-то звала. Раз мне удалось четко услышать имя Виктор. Что оно могло означать, я не знала, но потом это имя звучало все чаще.