Шатер, на удивление, стоял не в усадьбе, а под холмом, на поле, где летом делали кирпичи. Зимой сюда свозили глину, из карьеров под Воронежем, летом из нее специально обученные кирпичники формировали кирпичи, они быстро сохли под горячим летним солнцем. Потом их обжигали в стоящих здесь же печах. Кирпич получался крепче и выгоднее, чем в других местах, так как жгли в печах не древесный уголь, который надо было покупать у углежогов, а найденный одним из работников, здесь же, на одном из холмов, выход странной породы, вроде торфа. Только крепче, темного, грязно-коричневого цвета, который давал такой жар при сгорании, что обжиг шел быстрее и кирпичи получались крепче, чем если обжигать, используя дрова. Древесный уголь весь шел на нужды железных промыслов. Кирпичи теперь готовили не только для себя, но и отвозили в Москву, таким образом, гася часть выплат в царскую казну. Сейчас производство стояло, только ждали своей очереди сложенные в аккуратные стопки кирпичи, уложенные на деревянные подносы, что бы не отсыревали и зимой не смерзались, а сверху заботливо укрытые рогожами. Часть отправят по санному пути в Москву, часть отложено на строительство каменного собора на Бобринском холме, часть — для собора в Лебедяни. Дымилась труба только в небольшом бараке, где с оставшейся от кирпичей глиной работали гончары. Князь зашел, и пригласил Фреда. В жарком помещении топилась большая печь для обжига, крутились гончарные круги. В руках мастеров прямо на глазах рождалась глиняная посуда, от больших горшков и кувшинов, до детской, кукольной. Все это тут же сохло на больших, многоярусных, высоких полках, потом поливалось разными поливами, иногда предварительно расписывалось, и отправлялось в печь для обжига, которая топилась все тем же твердым торфом почти круглосуточно, нагревая помещение, и суша воздух. Мужики, закончившие полевые работы были рады приработку. Те, которые имели талант к лепке из глины, работали здесь постоянно, платя оброк изделиями, и получали плату частично зерном и овощами, что бы кормить семью. Часть изделий шла на нужды усадьбы, часть продавалось на ярмарках в Туле и Рязани. Фредди удивило, что здесь работало много женщин, в основном на росписи. Некоторые тоже лепили мелкие изделия. Сюда шли по желанию, предпочитая творческий труд монотонному сидению за прялкой, или у ткацкого станка, делая дерюжные полотна из конопли. Некоторые изделия, расписанные определенными мастерицами имели больший спрос и продавались дороже. Княгиня как раз разговаривала с такой мастерицей, делая заказ.
— Уж постарайся, Пелагеюшка, хочу дочери на день рождения набор для сбитня и кваса подарить — кувшин-квасник, блюдо и четыре кружки. Чтобы, как только у тебя выходит, огнем горел, как позолоченный, и цветы дивные на нем цвели.
— Постараюсь, княгинюшка, а ты мне цветочков еще нарисуй! Я их на глину и переведу. У меня не такие красивые выходят!
— И мне! И мне! — раздалось от других мастериц.
— Нарисую. Вот Государь натешится охотой, уедет на Москву, хлопот уменьшится, и нарисую.
Князь на ухо пояснил, что княгиня Анна помогает мастерицам, рисует цветы и прочие узоры диковинные, а потом они на посуде повторяют. И что в это лето в районе Венева, кроме известняка и гипса найдена и белая глина, не такая, как к западу от Москвы, но тоже хорошая. Он уже вызвал рудознатцев, что бы ее проверили, и если она для человека не вредная, то они скоро посуду начнут делать светлую, которую и на царский стол подать будет не стыдно. Княгиня закончила разговор, гончары и художницы поклонились, и князь с княгиней и Фредом пошли к разбитому здесь же шатру. Там уже было тепло, горел тот самый твердый торф в маленькой походной печке, стояло несколько табуретов и топчан, покрытый периной и застланный ковром. В изголовье — подушка.
Анна села на маленький табурет, у топчана, и приказала Фреду раздеться до рубахи и лечь, как будет удобно на топчан. Лежать придется долго, так что пусть приготовится, и если какая надобность возникнет, не терпеть, а сказать, не стесняясь. Князь хмыкнул и отправил Фреда в стоящий отдельно, на улице нужник. Вернулся, лег, и действо, которого он, если честно побаивался, началось. Но ничего страшного не происходило. Княгиня просто водила руками над его телом, периодически замирая над определенным местом, и шевелила по-особому пальцами, как будто то плетя нить, то расплетая, то как солят пищу, концами пальцев. Через час позвала мужа.
— Миша, проверь, есть ли след колдовства, на сегодня все, устала. Что у нас завтра?
— Травим волков. Потом, если дожди не прекратятся, а старый Пимен говорит, что они на две седмицы зарядили, то Михаил в Москву засобирается. Здесь скучно станет. Может и мы с тобой? А то сорванцы заскучают и за старые шалости примутся. Не хотелось бы, как в прошлый год в разум приводить. Здоровые лбы выросли.